— Змеевик самогонного аппарата охлаждать — то, что надо! — не удержался от комментария Огурцов.
Поглазев ещё немного на работу системы, собравшиеся только сейчас заметили, что температура воздуха, в огромном помещении, понизилась до минусового значения. Спешно прекратив работу агрегата, руководство компании испуганно смотрело друг на друга.
— Так и замёрзнуть недолго! — запаниковал Гаусс.
— Так что же вы хотели? — искренне удивился Петерсон, тут же сам и утвердив свой вопрос. — То, что хотели — то и получили.
Все согласно закивали головами, спешно провожая систему охлаждения к месту нового хранения, так как сейфу больше никто не доверял, да и не было его вовсе. Президент радовался, что у него хватило ума не помещать в пропавший сейф прежние находки. Причин этому было несколько, но главная заключалась в том, что умри кто-нибудь из них и всё — открыть долбанный ящик будет непросто или совсем невозможно. «Понаделают тут» — часто и с досадой, думал Грэйв.
* * *
Через некоторое время, после описанных событий, на «Хароне» стали происходить странные вещи. В каюту к Виноградову заявился старпом и с ходу заявил:
— У Гиббона в помещении холодно, как на северном полюсе, хоть вентилятор и не работает, в видимом режиме. Не шумит, не скрипит — ничего. И сам, на ощупь, комнатной температуры.
— А почему ты решил, что это именно он является причиной понижения температуры? — удивился командир.
— А что же ещё? Инженерный отсек не имеет контактов с бортами корабля, а находится посередине. Значит, никакой трещины — нет. Внизу — двигательный отсек. Мы осмотрели все окружающие помещения — везде температура соответствует норме.
Про выявленный эффект было решено Петерсону не говорить, а спрятать вентилятор подальше — в нижние трюмы рефрижератора, где и так господствует почти космический холод. Скоропортящиеся продукты там могут храниться не просто годами, а практически вечно. При минус двести семьдесят градусов по Цельсию, даже гриб «Навозник белый» сохранит все свои качества без проблем, замёрзнув до состояния настоящего камня, которым можно пробивать металлические стены. Виноградов вспомнил случай, когда начпродсклада Кочерга приволок их неизвестно откуда и положил в обычную морозилку, стоящую на камбузе. При минус восемнадцать градусов по Цельсию, грибы уже через шесть часов превратились в сине-чёрную чернильную жидкость, растёкшуюся по всему поддону. Повар Анфиса Анатольевна Безымянная была крайне недовольна. Об этом можно было судить по глазу Мыколы Апанасовича, который отсвечивал точь в точь такой же черноватой синевой, как злополучные грибы. Мыкола потом жаловался командиру, что он с трудом добыл навозники, растущие у какого-то забора и срочно поспешил на корабль. Он знал, что уже через шесть часов от них будет такая же масса, которую обнаружила повар в морозилке и домой необходимо прямо-таки бежать, но он не знал, что при небольшой заморозке, с этими грибами случается то же самое. Это открытие стоило ему небольшого куска здоровья, но зато добавило немного опыта. Жалел он только одного — это единственный из навозников, который не блокирует разложение алкоголя в крови. Не окисляет спирт в какое-то дерьмо. Соответственно, нет тех мучений, которые сопутствуют употреблению спиртного, закусываемого навозником серым. Он уже предвкушал поднятие рюмахи под жаренные грибочки…
Виноградов прошёл в кают-компанию, готовящуюся к ужину. Спецназовцы что-то обсуждали и он с интересом прослушал их беседу. Касалась она добытых накануне артефактов из индийского храма. Речь держал Гоблин, отчаянно жестикулируя и, при разговоре, брызжа слюной в каждого, кто рискнёт приблизиться на опасное расстояние. Все держались на безопасном, а он продолжал:
— Ваза из белого мрамора с чёрными прожилками, которая мне досталась, выполнена один в один с, только что унесённым, вентилятором. Такие же загнутые внутрь концы лопастей, только нет отверстия посередине.
— Ну и что, — парировал нападки Гонсалеса Таран, — чего ты раскричался?
— Да он пьян! — сказал Бубнов, потянувши воздух носом, отчего его ноздри раздулись, как кузнечные меха.
Создалось впечатление, что в ответ на плевки Гоблина, Вова в него сейчас высморкается.
— Кто пьян! — возмутился Гонсалес. — Я?! Вот — смотрите!
С этими словами он выставил вазу на стол, гордо и злобно указывая на неё пальцем.
— Действительно похожа, — согласился Огурцов. — Но что из этого следует? Какие ты хочешь провести аналогии? Всё-равно, ничего не выясним в бесполезном трёпе.
Эрик призадумался и махнул рукой. Действительно, кроме внешнего сходства вазы с винтом, налицо было разное предназначение. Хударев покрутил изделие в руках и задал ряд вполне резонных вопросов:
— Интересно, зачем её изготавливали? Каким инструментом, но ещё интереснее, на каком оборудовании такое можно проделать?
— А может быть его выливали в форму? — предположил Базука.
— Что — мрамор? Ты что, Билл?!
— Да, его самого — мрамор. А что — расплавили, да залили в форму, и всего делов-то.
— Хрен его знает, — призадумался Хударев.
— Эта ваза из Индии, — задумчиво сказала Мухина. — Но, точно такую же я видела в Каирском музее.
Кротову уже надоело слышать про этот музей и он задал ехидный вопрос:
— А ты уверена? Там столько экспонатов, что и запутаться недолго.
— Абсолютно!
Кузнецова крутанула вазу на столе и задумчиво спросила, в общем-то никого:
— Интересно, а зачем эти загнутые внутрь лепестки?
Огурцов засмеялся и ответил:
— Для того, чтобы бабы в десять рук из вазы конфеты не хватали, а ждали своей очереди. Да, и ещё, чтобы полные горсти сладостей в кулаке не вытаскивали — лепестки не дадут.
Ваза, как волчок, продолжала вращение вокруг своей оси и кажется, останавливаться не собиралась.
Виноградов, отрешившись от стоящей в кают-компании суеты, подошёл к обзорному иллюминатору. Внизу просматривался край швартового причала, а под ним Земля. Над ней проплывали мелкие кучевые облака, в извечном круговороте бытия исчезая за горизонтом. За спиной споры то затухали, то возникали с новой силой, перемежаемые чавканьем и звоном стаканов. И это тоже — в извечном круговороте бытия…
* * *
В одном из египетских подземелий, где от духоты дышать нечем, Том и Джон упаковывали добытые артефакты. Они готовили их к отправке по назначению, предвкушая скорое вознаграждение. Тара была специфическая — в каждом ящике артефакт фиксировался в специальной капсуле, а она, в свою очередь, крепилась пружинами ко всем восьми углам ящика. Такой контейнер мог уберечь хранящееся в нём изделие, даже упав с большой высоты.