Отец наш Небесный воспользовался мною как рупором, чтобы слегка проработать присутствующих, в первую очередь господина Крымова, в направлении ускорения сотрудничества. И тишина… Полковник Крымов выглядит как пришибленный, а остальные пребывают в состоянии общего обалдения.
– Что это было, Сергей Сергеевич? – тихонько спросил Горбатовский. – Было дело, мне показалось, что говорит это как будто другой человек.
Я так же тихо ответил:
– Это Творец Всего Сущего воспользовался мною, чтобы донести до всех, кто услышит, истину в последней инстанции. Будьте уверены, солдатский телеграф всего за день-два разнесет эти священные слова по корпусу и соседним соединениям, так что каждый солдат и офицер будет знать, что участвует в святом деле спасения России от ужасающих напастей. Как я уже говорил, проигрыш Восточно-Прусской операции должен был бы стать первым шагом Российской империи на пути к небытию, но это мы, кажется, уже изменили.
И как раз в этот момент полковник Черячукин, вытянув в указующем жесте правую руку, сказал:
– Смотрите, Сергей Сергеевич, это там не Дмитрий Петрович (Неверовский) скачет со стороны Грюнвальда со своими адъютантами? А с ними какие-то люди в германских мундирах…
Я поднял к глазам бинокль, добавив к его возможностям силу Истинного Взгляда. И точно: между генералом Неверовским и его адъютантом скачут люди в германской форме, один из которых определяется энергооболочкой как командующий двадцатым корпусом генерал Фридрих фон Шольц. Очевидно, в самом ближайшем будущем битва перейдет в фазу избиения бегущих и общей сдачи в плен, а это значит, что пора начинать решать вопросы трофеев и пленных.
– Да, Александр Васильевич, – сказал я, – это они, а с ними командование двадцатым германским корпусом, очевидно, сдавшееся в плен русским чудо-богатырям. С победой вас, господа! Банкет, пожалуй, закатывать еще рановато, а вот решить прямо сейчас некоторые вопросы раздела трофеев и пленных будет вполне своевременно. Я претендую на все материальное имущество: оружие, боеприпасы и снаряжение, оставшиеся от разгромленных германских войск, а также на тех немецких солдат, которые попали в плен ранеными. Здоровых немцев, в том числе генералов, вы можете оставить себе, чтобы представить их государю-императору в качестве доказательства своей победы…
Полковник Крымов хотел что-то сказать, то есть возразить, но присутствующие посмотрели на него с таким неодобрением, что он потух и больше не отсвечивал, а генерал Горбатовский кивнул и произнес:
– При той помощи, которую вы уже оказали русскому воинству, это весьма скромные требования. Но скажите, на что вам такая прорва оружия и снаряжения, и зачем вам понадобились раненые германские солдаты?
– Немецкое оружие, – сказал я, – я частью передам сербам, которые тоже находятся под моей опекой и к тому же используют германский стандарт, а частью использую для подготовки одной секретной операции, говорить о которой пока преждевременно. Сербы люди небогатые, и им эти винтовки, пушки и пулеметы будут совсем не лишними. А вот германских раненых, в моих владениях вылечат, а потом за некоторое время сделают из них настоящих людей, которых я впоследствии брошу в бой на верхних уровнях Мироздания, в конце двадцатого или начале двадцать первого века – там, где нынешние зловонные цветочки созреют ядовитыми ягодками, угрожающими всему живому. Большего, извините, я вам пока не скажу, ибо многие знания – это многие печали, а у вас и своих забот в ближайшее время будет полон рот.
Вот так и договорились. При этом полковника Крымова, совершенно обалдевшего от впечатлений, я вместе с конвоем отправил в Нейденбург прямо через портал, чтобы он поскорее нес благую весть генералу Самсонову и прочим причастным, вплоть до Николая Второго. Мол, явился в этот мир Бич Божий с обнаженным мечом, и теперь ничего в нем уже не будет прежним.
Победа под Танненбергом многое предопределила, но пока ничего не предрешила, возможности по ее итогам образовались значительные, но их еще требуется реализовать. Главным препятствием к процветанию и военному успеху России является ее нынешний император, правящий страной по принципу «не заслоняйте». Истеричная реакция на мое вмешательство в Восточно-Прусскую операцию вполне предсказуема и усугубится она подзуживанием французских и британских дипломатов, ибо на Западном фронте Антанту преследуют сплошные поражения, которые можно назвать одной короткой фразой «Приграничная катастрофа». Ворвавшиеся через практически незащищенную франко-бельгийскую границу германские армии стремительно продвигаются на юг. Первая германская армия взяла Эден и продолжает наступление в направлении Абвиля. Вторая армия миновала многострадальный в другой истории Аррас и движется к Амьену. Третья армия под Мобежем развернулась фронтом на восток и, нарыв себе полевых траншей, уже третий день сдерживает истеричные атаки частей пятой французской армии и спешно переброшенных резервов, стремящихся любой ценой нанести удар под основание германского прорыва.
Кровь течет на землю рекой, тысячи французских солдат в красивой разноцветной форме (синий верх, красный низ) густыми цепями идут на германские пулеметы и ложатся мертвыми, подобно скошенной траве. Так как германцы стали зарываться в траншеи, французские пушки с их единым шрапнельным снарядом потеряли свою эффективность, отдав поле боя не таким красивым, но зато убойным, гаубицам Круппа. Каждый день линия фронта в среднем сдвигается на двадцать пять километров к Парижу, быстрее нынешней германской пехоты через четверть века будут бегать только подвижные панцергруппы Клеста, Гудериана, Гота и Гепнера. А вслед за пехотинцами идут немецкие железнодорожники, обеспечивающие снабжение наступающих войск всем необходимым. О, если бы кто-нибудь в германском генеральном штабе догадался о том, что в оперативной пустоте поезда с приставкой «броне» могут двигаться не позади, а впереди наступающих войск, что резко взвинтит темп наступления! Но таких, умных и способных отрешиться от шаблонов, там нет, а я немцев просвещать не собираюсь, ибо быстрая победа Германии над Францией отнюдь не входит в мои планы.
На Сербском фронте австрийцы все никак не могут сосредоточиться в Боснии для начала наступления. Королевич Джоржи и добровольно подчинившиеся ему оторви-головы майора Танкосича действуют отчаянно и решительно, применяя весь тот набор пакостей, которому их обучили люди капитана Коломийцева. На воздух взлетают шоссейные и железнодорожные мосты, рушатся под откос воинские эшелоны, а пособников австрийских оккупантов настигает внезапная смерть. Иногда в ружейно-пулеметные засады на горных дорогах попадают целые полки, и когда австрийцы кидаются в штыки на своих обидчиков, то напарываются на малозаметную проволочную путанку, густо нафаршированную взрывающимися сюрпризами. Пленных на этой войне не берет ни та, ни другая сторона. При этом солдаты сербской национальности территориальных боснийских частей, интернированных за ненадежность в особые лагеря, уже дошли до той кондиции лютости, когда их можно выпускать на свободу, вооружать танненбергскими трофеями и бросать на врага. У
