вздрогнула и едва не подавилась вином.
– Эфкала, – сказал Яннис и сделал такой изрядный глоток, что в стакане почти ничего не осталось.
Эвантия явно не знала, как себя вести. Женщине хотелось утешить мужа, сказать, что все будет в порядке и они еще увидят сына, но Яннис оставался верен стратагиози, и нельзя было раскрыть ему правду. Поэтому супруг отправится на похороны, не подозревая, что в гробу лежит другое тело, а Рее с Эвантией придется делать вид, что они искренне сокрушены горем.
– Вот, – сказал Михали, накладывая Рее в тарелку пряный рис, который выглядел серо-коричневым и вязким, как мозги овцы.
– Хоть бы поужинали чем-нибудь особенным в последний вечер, – пробормотал Яннис и подлил себе вина.
Он выпил уже немало, но сегодня Реа не решалась его осуждать.
– Нет-нет, я сам попросил, – сразу же ответил Михали.
– Рис и гнилую свинину?! – воскликнул Яннис и со скрипом отодвинул стул. – Прошу прощения, – он резко поднялся и удалился.
Только после ухода супруга Эвантия проронила:
– Мне безумно жаль Янниса. Если бы у мужа открылись глаза, он смог бы увидеть истинное положение вещей, а мы бы рассказали ему правду.
Реа покачала головой. Она слишком долго притворялась, что для нее нормально и обыденно гасить пламя жизни в каждое время года. Девушка постоянно подавляла чувство вины, но теперь его было уже не сдержать. И пускай она поступала по совести, все равно ей было тяжело.
– Если вы не против, я бы уже легла, – пробормотала Реа со слабой улыбкой, промокнув губы салфеткой. – Ведь завтра важный день.
Михали вскочил из-за стола.
– Разумеется. Я тебя провожу. Ты не возражаешь, мам?
Похоже, что Эвантия очень даже возражала, однако она промолчала. Реа ощутила укол совести, что отрывает Михали от семьи.
Молодые люди направились в спальню Михали. Здорово было бы там и остаться, провести ночь, любуясь на звезды сквозь дымку собственного дыхания, но Реа понимала, что это эгоистично и неразумно. Избежать грядущего невозможно, лучше настроиться на любые трудности заранее.
– Чаю? – предложил Михали, когда они вошли в комнату. Возле горящего камина всегда стоял кувшин с горячей водой, а в шкафу хранились коробки с пакетиками травяного сбора, но раньше юноша ни разу не предлагал заварить его для Реи.
Очевидно, Михали хотелось потянуть время – как и ей.
– Да, было бы чудесно.
Михали налил воду в чашки и начал тщательно выбирать травяной сбор, потратив чересчур много времени. Наконец он взял два пакетика, и молодые люди уселись друг напротив друга за столом, проявляя к горячему чаю показной интерес и помедлив с беседой.
– Надеюсь, оно того стоит, – не выдержала Реа, и Михали вздрогнул, словно забыл про девушку.
– Процветание моего народа? Свобода? Ради этого можно пожертвовать чем угодно.
– Не совсем.
– Что ж, если…
– Я не позволю, чтобы из нас двоих твоя жизнь заботила только меня, – заявила Реа голосом, не терпящим возражений.
Михали поставил чашку на столик.
– Хорошо.
– Нет ни мужества, ни героизма в том, чтобы наплевать на себя самого, – добавила Реа.
– Ты права, – согласился Михали, протягивая ей руку, и девушка крепко ее сжала. – Прости.
– Ты устал?
– Не особо.
Она выпрямилась и потянула Михали за собой.
– Но, по-моему, устал.
Ночью они были нежны друг с другом, и Реа едва не расплакалась, наблюдая, как Михали потихоньку засыпает, повернувшись к ней лицом. Она повторяла, что с ним все будет в порядке. Они воссоединятся в Стратафоме, никто им не помешает. Эти мысли и воображаемые картины того, как они стоят бок о бок на кромке заснеженного пляжа, где бурлит очередной фестиваль Мероксимо, позволили девушке погрузиться в сон.
На следующее утро она проснулась не сразу, да ей и не хотелось поднимать голову от подушки. Реа подвинулась ближе к Михали. Он был неожиданно холодным, несмотря на то что одеяло не съехало за ночь, и девушка не замерзла. Впрочем, она не забыла снова накинуть ночную сорочку, в отличие от Михали, который отмахнулся даже от ее предложения хотя бы надеть носки. Сказал, что Ласкарисы привыкли к морозам. И посмотрите на него теперь!
– Как себя чувствуешь? – спросила Реа, поворачиваясь к Михали, и уткнулась лбом в плечо супруга.
Юноша не ответил. Наверное, думал о предстоящем дне.
Реа широко распахнула глаза и поняла, что дело в другом. Ей стало тревожно. Голова Михали была как-то неестественно повернута в сторону, на плече запеклось что-то темно-красное, местами осыпающееся…
Кровь.
– Михали? – вскрикнула Реа, вставая на колени. – Ты меня слышишь?
Может, этому есть иное объяснение? Реа отбросила одеяло и склонилась над неподвижным юношей. Кровь была повсюду: на коже Михали, на самой Рее, на простыне… И все от одной аккуратной раны на горле.
Мертв. Михали погиб. Его убили. Прямо здесь, в кровати, пока она спала.
Реа села в постели. Руки дрожали, тело онемело, в душе была пустота.
Реа не могла в это поверить. Все только начало проясняться. Михали не мог просто так взять и умереть. На нем держался их план. Он пробудил в ней любовь, а теперь… его больше нет.
Все тщетно.
В городе зазвонили колокола, эхо разлетелось по озеру. Настал урочный час. А Эвантия с Яннисом обязательно придут попрощаться с сыном.
Эвантия еще не знает, что шанс упущен. И как Рее сообщить родителям Михали чудовищную новость, ведь она раздавлена и потрясена?
К горлу подкатила тошнота, и Реа бросилась к умывальнику в углу комнаты. Желудок скрутило, но рвоты не было. Девушка посмотрела на свое отражение в зеркале и заметила кровь на волосах.
Кровь Михали. Он погиб рядом с ней, а она ни о чем не подозревала. Это ее вина. Так было всегда и с прежними супругами, но обычно именно Реа держала в руках кинжал. Она всхлипнула. Ей же хотелось его спасти, несмотря на метку на ладони, но она обрекла Михали еще с самого начала. Глупо было даже надеяться, что он выживет.
Болезненная пустота пожирала ее изнутри, и Реа наконец осознала, что раздирает на части ее душу. Горе. И еще кое-что – чувство, которое она раньше себе не позволяла. Лютая злоба. Она собиралась спасти Михали. И приняла решение. А теперь ее лишили всего.
Кто? Кто прокрался в дом Ласкарисов посреди ночи и перерезал горло наследника, не потревожив сон Реи? Предполагалось, что сегодня она убьет Михали. Лишь те, кто знал об истинных планах, решились бы на преступление.
А в курсе были Реа, Эвантия и Пирос.
Эвантия никогда не подняла бы руку на сына. Пирос глубоко предан Михали, и
