Все бы ничего, если бы не одно происшествие. Пару дней назад один стрелец, много о себе думающий, толкнул и уронил паренька в пыль, мол, не мешайся под ногами, калека. Тот калека, недолго думая, поднялся и врезал стрельцу в морду. Хорошо так врезал, того с ног враз сшибло. Правда, и сам зашелся криком и повалился рядом, поскольку растревожил не столь уж застарелое увечье. Произошло это рядом с подворьем, занимаемым десятком, вот парни и подорвались за своего заступаться, услышав его крик. Стрельцы, видя такое дело, тоже подтянулись. Хорошо хоть мимо проходил воевода, пресек все на корню, не дав огню разгореться.
Насилу удалось отстоять Тихоню, коего едва под суд не отдали. Виктору пришлось идти к стрельцам с беседой. Помогло то, что сирых и убогих у славен всегда жалели и всячески привечали, стрельцу тому после беседы свои же чуть не накостыляли, а потом десятники пошли к сотенному челом бить за паренька. Обошлось, одним словом. Правда, Тихоня только сегодня сумел с трудом подняться с постели, но то на будущее наукой станет: нечего кулаками махать, коли немощен.
Парень в десятке приживался тяжко. Никак не могли ватажники в толк взять, с чего это атаман притащил его сюда, да еще и содержит, мало того – накупил ему одежонки справной, обул в крепкие сапоги и пару пистолей выдал, приказав Звану обучить Тихоню ими пользоваться. Но постепенно стали замечать, что паренек не брезгует никакой работой и отрабатывает хлеб по мере своих возможностей. Одежда стала регулярно стираться, жилье больше не напоминало хлев, а в котле всегда вовремя готова снедь. К тому же новый член команды оказался довольно рукастым и, если у кого что нуждалось в починке, сам брал сапог, кобуру, ремень или рубаху и чинил. Одним словом, очень быстро он стал своим, а своих в ватаге в обиду давать не принято. Окончательно Виктор осознал это только теперь, после происшествия со стрельцами. Получается, парни за это время успели по-настоящему сдружиться, и это не могло не радовать.
– Ох навязались на мою голову.
Нормально! Выходит, они ему еще и навязались. А кто за горло взял и вздохнуть не дал? Но о том уж говорилось, так что вполне может быть – и навязались. Ну уж не по своей воле, это точно.
– Сколько времени дашь, воевода?
– Как управишься, сами вернетесь. Знаю, лишнего не погуляете. Да гляди там, как весть какая, так отдельного гонца не жди.
– О том мог бы и не сказывать. Воевода, а как насчет того, чтобы в Гульдию сходить? Ну понюхать там, что к чему.
– На старое потянуло?
– Стал бы я в самую распутицу на большую дорогу идти. Что же я, совсем без князя в голове? Но тут какое дело. За распутицей снег выпадет, а там, глядишь, и погодка установится, Турань встанет под крепким льдом…
– Ох и хочется тебе, чтобы гульды войной пошли! Аж руки иззуделись.
– Крови хочется, не скрою, только не о том дума. Коли внезапно обрушатся, то опять деревеньки заполыхают.
– Вот по снегу в Гульдию и пойдете, а до этого Фрязию пошерстите. Добрые соседи – это хорошо, но приглядеть не помешает.
Им собраться – только подпоясаться. Не прошло и часа, как десяток, оседлав коней, выметнулся с подворья и умчался за ворота. Подумаешь, дождик моросит, он сейчас, почитай, и не прекращается: то хмарит, то льет, то вот так моросит; солнышко стыдливо появится на часок-другой – и тут же уходит за очередную тучу. Бабье лето уж позади, теперь на смену этим холодным дождям в одночасье снег придет, зима уже чувствуется во всем, воздух особенным зимним духом пропитался, словно уже ударил легкий морозец.
С подворьем получилось все в точности, как и в свое время с постоялым двором. Покосились на бывшего скомороха, не без того: подворье у Истомы большое, крепкое, холопов целая прорва, к тому же в торговом деле все не новички, переучивать не нужно, один и вовсе лавкой ведал, пока хозяин иными делами занимался или в поездках отсутствовал. Но вслух никто ничего не сказал: как видно, хвосты нынче купцам подкрутили крепко. Виктор подозревал, что не обратись он к воеводе, тот сам предложил бы такое, уж больно хотелось ему еще разок надавить на самолюбие торгашеского племени.
– А что же тебя в кремле не было?
– А что мне там делать? – удивленно вскинул брови Лис. – Чай, ты там был, стало быть, все ладком вышло.
– А ну как меня не оказалось бы?
– Так и подворье не выставили бы, а тебе еще и накостыляли бы.
– А ничего не заподозрят? Ить подворьем ты займешься.
– Тут все знатно будет. Я его у тебя чин чином выкуплю.
– Не понял. Зачем тебе это? Я так понял, ты собирался его перепродать, чтобы прибыток поиметь, а так… Не понимаю.
– А чего понимать? Подворье у Истомы поболе моего будет, да с челядью уж, считай, я в наследство вступлю. Все одно меньше уплачу, чем другим способом, – свою-то долю мне выплачивать не нужно.
– А вот тут – мимо.
– Как так?
– А вот так. Когда я еще сумею выкупить, почитай, сорок душ, да по такой-то цене? А мне людишки сгодятся. Ты знаешь, какую я думку имею.
– И зачем тебе эти холопы? Они же дворовые, в лучшем случае знают, как за товаром ходить, как его хранить, перевозить да продавать, больше ничего и не умеют. Вообще дворовые – они ленивы, так что я на твоем месте не стал бы с ними связываться.
– Мне люди потребуются, а обучить их уж я сумею, не боги горшки обжигают.
– Так и возьми тех, кто к работе приучен. Эвон деревенька в десяти верстах, там, конечно, столько народу не наберется, едва тридцать душ, но зато крестьяне, к работе приученные и новое враз постигнут. А эти при том подворье уж сколько обретаются – знают, что там к чему. Опять же женка Истомы там же вместе с дочкой, а у нас счеты старые, отведу душу.
– А также нити к контрабандистам, с коими Истома знался, от них протянутся.
– Гхм.
– Да ладно тебе, я ить про то давно догадался. Но тридцать душ против сорока…
– Ну добери десяток. Только… – Не договорив, купец тяжко вздохнул.
– Только разлучать никого не хотелось бы, чтобы ты для них благодетелем стал.
– Ну…
– Лады. Но тут уж и у меня к тебе есть дельце.
– Кто бы сомневался. Тебе бы купцом заделаться – цены бы не было.
– Ты не льстись, незачем, потому как тебе это дело будет в прибыль.
– Хотелось бы.
– Будет, не думай. Ты хоть раз со мной без барыша оставался? Вот то-то.
– Так барыш барышу рознь.
– Понимаю, но ведь все одно в прибытке.
– Сказывай, – обреченно махнул рукой купец.
– Тут дело такое. Решил я наладить изготовление инструмента для мастеров, а тебе хочу предложить тот инструмент продавать.
– Инструмент, говоришь?
– Сомневаешься, станут ли покупать? Станут, не сомневайся. Им этот инструмент настолько облегчит работу, что они вдвое против прежнего станут производить. В первую очередь предложишь его оружейникам, им он особо надобен. А там уж само покатится. Приедешь на постоялый двор, тебя Богдан обучит с ним обращаться, чтобы ты показал мастерам, как все работает, а там уж с руками начнут отрывать, не сомневайся. Товар такой, что сам себя продавать будет.
