Капитан заговорил медленно и отчетливо.
- Я потратил десятилетия жизни, сражаясь во имя лжи. Я приводил миры к согласию с ложным обществом. Мне нужно прощение. Моему Легиону нужно прощение.
- Я не понимаю.
Он начал описывать Кирене последний год своей жизни, как уже описывал отцу. Она прерывала его намного реже и, когда рассказ завершился, сконцентрировала внимание не на важных эпизодах, а на том, где голос Аргел Тала дрожал сильнее всего.
- Ты убил Вендату, - сказала она, сохраняя голос мягким, чтобы в нем не было обвинения. - Ты убил своего друга.
Аргел Тал взглянул в ее слепые глаза. После возвращения из глубин шторма в наблюдении за живыми существами появилась странно приятная черта. Он всегда мог услышать текучий ритм ее сердца, но теперь к нему добавилось дразнящее ощущение бегущей по венам крови.
Теплой, вкусной, живой, едва прикрытой уязвимой кожей. Смотреть на нее, зная, как легко можно убить ее, было тайным увлечением, ранее неведомым ему.
Это было так легко представить. Ее сердцебиение замедлится. Глаза потускнеют. Дыхание будет трепетать на дрожащих губах.
А потом...
Потом ее душа упадет в варп, крича в этой буйной бездне. И будет вопить в сталкивающихся волнах, пока нерожденные не поглотят ее.
Аргел Тал отвернулся.
- Простите мне минутную рассеянность, исповедник. Что вы сказали?
- Я сказала, что ты убил своего друга, - Кирена прикоснулась к простой серебряной сережке. Аргел Тал подозревал, что это был подарок ее любовника — майора Аррика Джесметина.
Несущий Слово ответил не сразу.
- Я пришел не за прощением этого.
- Я не уверена, есть ли тебе прощение.
Капитан снова поднялся на ноги.
- Было ошибкой придти сюда так скоро. Я боялся этого сомнения между нами.
- Боялся? - Кирена улыбнулась ему. - Никогда не слышала, чтобы ты раньше использовал это слово, Аргел Тал. Я думала, что страх неведом Астартес.
- Хорошо. Это не страх, - у любого другого эти слова звучали бы раздраженными и защищающимися, но в голосе Аргел Тала не было таких эмоций. - Я видел больше, чем большинство имперских жителей когда-либо увидит. Возможно, я стал лучше понимать смертность — в конце концов, я видел, куда попадают наши души после смерти.
- Ты все еще отдашь жизнь за Империум?
На этот раз ответ последовал без колебаний.
- Я отдам жизнь за человечество. Но никогда не пожертвую собой во имя сохранения Империума. День за днем мы отдалялись от империи лжи моего деда. Наступит воздаяние за обман, которым он закрыл глаза всему нашему роду.
- Приятно слышать, как ты говоришь это, - произнесла она.
- Почему? Тебе доставляет удовольствие слушать мою хулу на власть Императора?
- Нет. Далеко не так. Но в твоем голосе снова слышна уверенность во всем. Я рада, что ты вернулся из этого... места.
Кирена протянула руку так же, как жрица Завета подставила бы печатку для поцелуя. Это был давний их ритуал; печатки для поцелуя не было, так что потрескавшиеся теплые губы Аргел Тала на краткий миг коснулись кожи на ее костяшках.
- Это приведет к войне, - сказала она. - Не так ли?
- Примарх надеется, что нет. У человечества есть лишь один выбор, и его должны сделать те, кто нашел ответы.
- Такие, как ты?
Он снова усмехнулся.
- Нет. Мой отец и братья, которым он может доверять. Некоторых он привлечет на свою сторону обманом, если они окажутся слишком бестолковыми, чтобы обрести совершенство веры. Но мы — многочисленный Легион, наши завоевания обширны, а предстоит еще больше. Многие пограничные миры Империума в первую очередь откликнутся на зов воинов Аврелиана, а уж затем — Императора.
- Вы... вы уже все это планируете?
- Войны может и не быть, - сказал он. - Примарх отправляется в Великое Око, чтобы получить собственные откровения. Выходит, что жизни Зазубренного Солнца были растрачены и исковерканы всего лишь во имя прелюдии к истине.
Кирена слышала дискомфорт в его голосе. Он и не пытался скрывать его.
- Ты думаешь, что примарх послал вас первыми из чувства... страха?
Аргел Тал не ответил.
- Прежде, чем уйдешь, скажи мне еще одно, капитан.
- Спрашивай.
- Почему вы поверили во все это? Миры-преисподние. Души. Медленное вымирание человечества и эти... чудовища, которые называют себя демонами. Почему вы решили, что все это не просто какой-то фокус чужих?
- Эти существа не отличаются от богов бессчетных религий, появлявшихся и исчезавших за тысячелетия. В любой культуре мало какие боги — доброжелательные творцы.
- Но что, если нам лгут?
Было бы легко сказать, что вера поддерживает саму себя, и что люди всегда тяготели к религии; что почти каждая открытая человеческая культура придерживалась своих верований в бесконечное и божественное; и что там было царство пророчеств — место, где существа, наделенные силой богов, доказали, не оставляя места сомнениям, что призвали владыку Семнадцатого легиона, творя судьбу произойти этим событиям.
Было неважно, являлись ли они добрыми богами-творцами или же простыми воплощениями эмоций смертных. В галактике потерянных душ была божественная сила. На краю материальной вселенной боги, наконец, встретились с людьми, и без своих хозяев человечество падет.
Но Аргел Тал не сказал ничего из этого. Он устал объяснять.
- Я помню твои слова после того, как Монархия погибла в огне Императора. Ты сказала мне, что в тот день по-настоящему начала верить, что боги реальны, когда на твоих глазах вырвалась такая мощь. Я испытал то же самое, увидев силу внутри этого шторма. Понимаешь, Кирена?
- Понимаю.
- Я так и думал.
И с этими словами он вышел из ее комнаты.
Аквилон обнаружил его в тренировочной клетке.
Оба воина знали о присутствии друг друга задолго до того, как заговорили. Аквилон тихо наблюдал, тактично ожидая, пока Аргел Тал закончит цикл упражнений, а Несущий Слово одарил кустодия небрежным кивком, молча отрабатывая работу с мечом. Держать равновесие в его ослабленном состоянии было мучительно сложно. Отключенные тренировочные клинки рассекали воздух невыразительными ударами — бледная тень пропавших мечей из красного железа — а сам он едва дышал от напряжения, сердца колотились, стараясь поспеть за требованиями, которые он предъявлял к собственному истощенному телу.
Наконец, Аргел Тал опустил клинки. Мышцы болели после всего лишь двух часов тренировки. До путешествия в Око он искупал бы такую скверную работу девяносто девятью ночами обрядов.
- Аквилон, - поприветствовал он друга.
- Ты выглядишь так, словно умер и забыл упасть.