Странно, но никто, кроме самого Хаймовича, особой радости не испытывал, только Роза бледно улыбнулась. Хотя вру. Она здорово подрумянилась на солнце за два дня и стала еще аппетитнее. Я быстренько перевел мысли на другую тему, пока желание не захлестнуло меня целиком и, плюнув на окружающих, я не потащил Розу в ближайший подлесок.
Но, видимо, что-то такое во мне проявилось, Роза спрятала глаза и отвернулась. А я почувствовал, как кончики моих ушей загорелись. Как будто кто спичку поднес. Мы засуетились, поднимаясь. Когда рюкзаки были уже на плечах, обнаружилось, что не хватает Ябеды.
– Искать будем? – спросил Федор у Хаймовича. Не сказать что он озаботился здоровьем Ябеды, но иметь громоотвод, выручающий в беде, всегда неплохо.
– Да шо ему будет! – махнул рукой дед Лева. – Жрать захочет, сам нас найдет. Пошли, что ли?
Всклоченная борода деда Левы уже приобрела причесанный вид и, как стрелка компаса, указывала нам на ту сторону озера.
* * *
Быстрый темп, в котором начали двигаться друзья, едва поспевая за отцом-основателем, замедлился, и вскоре они перешли на шаг.
– Да уж. Крысиная диета дает о себе знать. Сил не хватает.
– Джокер тебя что, крысами кормил? – с любопытством спросил Николай.
– Нет. Он меня кормил обещаниями долгой и мучительной смерти. А кормился я тем, что в подвале поймаю.
Руслан покачал головой: вот же урод! Зря он его в живых оставил. Лис запустил руку в свою суму и протянул их провожатому кусок вареного мяса.
– Спасибо.
Мясо перекочевало в руку незнакомца. И тот стал, понемногу отщипывая, отправлять его в рот.
– Скажи, отец, как тебя звать? В деревне тебя помнят под странным именем Муха.
Муха улыбнулся, переводя дух.
– А Муха и есть. Хотя в деревнях меня еще знают как Гончара, Кузнеца, Ткача. Это не имена, конечно. У меня есть и человеческое имя, но я его уже сам подзабывать начал.
– А Мухой-то за что прозвали? Неужели ты того, летать умеешь?
– Немного. Только низенько-низенько. Шучу. Это долгая история.
Меж тем небосклон за макушками домов серел. Наступало утро. С неба опять начал сеять дождь, прекратившийся ночью. Куртки друзей совершенно раскисли, и от них ощутимо несло мокрой шерстью, а точнее, псиной. Муха же в короткой кожаной куртке по пояс и синих штанах из грубой ткани бежал налегке. Не было у него никакой поклажи, ни лука с тугим колчаном стрел, ни ножа у пояса. Вообще ничего. Николай заметил эту несправедливость и протянул ему свой трофей. Муха подарок принял и покрутил в руках.
– Сам ковал?
– Это он у Джокера спер.
– Так как, ребята, вы меня нашли?
– Джокер рассказал. Правда, после того как я у него между ног этии тесаком пошерудил, – гордо заявил Коля.
– А вообще как?
– Ну сначала через туман прошли, потом вот… – замялся Коля.
– Потом я прочитал книжицу и узнал, что тебя выручать надо.
– Туман, говоришь?
Муха насупился, и морщины, пролегшие на лице, показали, что не так уж он молод, как кажется.
– Ну да, туман. В нем еще много всякого странного и чудного.
Муха покачал головой.
– Чудно то, что вы из него выйти смогли. Не туман это. Это гной времени. После Великой войны город закуклился, и река времени потекла по другой ветке реальности. Город же остался язвой на теле земли. По краям язвы время отмирает, исходит гноем, в котором перемешаны прошлое, настоящее и будущее. Плохо то, что язва увеличивается и своим существованием грозит новой реальности. Той, в которой вы жили.
Николай открыл рот.
– Рус, ты что-нибудь понял? Вот надо же, вроде по-русски говорит, а не понять ни фига.
– Он говорит, что миру опасность грозит. Нашему миру. И беда от города идет. Понял?
– Ага. Оно всегда так и было. Что городскому хорошо, то деревенскому смерть.
– Да можно и так сказать, – улыбнулся Муха, – вот я и пришел сюда это исправить.
– А Джокер-то за что тебя так?
– Джокеру нужны способности, какие у нас с вами есть, а у него нет.
– Это какие способности?
– Трансформироваться в животных.
– Да ну?
– Он знает, что есть средство. Вернее, догадывается. Только вот помогать ему из человеческого урода превратиться в чудовище я отказался.
– И правильно! Хватит нам Руслана. Он знаешь в кого может? Никто такого зверя в жизни не видел!
Муха на мгновение сосредоточенно оглядел Руслана.
– Ну и болтун ты, Лис! – недовольно вырвалось у Руслана.
– И действительно, – Муха прищурил один глаз, – никогда не думал, что есть такая разновидность рапторов. Костяные наросты и шипы характерны для травоядных ящеров. А тут явно хищник!
– Как это ты разглядел, отец?
– Поживешь подольше, тоже научишься в людях разбираться.
* * *
…ным образом мой институт оказался причастен к существующей проблеме. Из-за возникшей аномалии началось выкачивание энергии из прошлого и будущего. Нет, пожалуй, не так. Из разности потенциалов разновременных линий развития. Чем больше проходило времени после войны, тем больше энергии она получала. Уж не знаю, каким образом. Из того, что мне пояснили, я понял примерно столько же, сколько понял из моих пояснений житель леса. Но именно институт и закрытый объект за городом, связанные между собой вполне реальной связью, и давали эту энергию. Моей задачей было… Простите меня. Столько людей погибло…
* * *
Птицы. Это оказались птицы. Важные, с длинными шеями, они скользили по водной глади, словно любовались своим отражением, выпендривались друг перед другом. Лебеди, назвал их Хаймович. Еще одна птица с длинным клювом высунулась из камышей, узрела нас и поднялась в воздух, нелепо перебирая длинными тонкими ногами. Цапля, опознал старый.
Придавив очередную стаю комаров на шее, Хаймович вздохнул:
– Эх, лето красное, любил бы я тебя, когда б не комары да мухи.
Полян не было, мы шли не через лес, а вдоль берега. И, кажется, собрали на себя всех кровопивцев в округе. К тому же солнце палило непрестанно. К полудню мы уже обогнули озеро. Я вздрогнул, увидев в отдалении знакомый бетонный забор. Из-за забора выглядывали облезлые дырявые крыши казарм.
– Ворота с другой стороны, – сказал я Хаймовичу. – И это… давайте сначала на территорию пойду я один.
Хаймович посмотрел на меня и ничего не сказал, только кивнул. Зато дед Лева оживился:
– Ты там был уже? А?
– Давно. Скажи, Николаич, пулеметы еще работают?
– Какие такие пулеметы?
– Ладно. Сейчас выясним.
Обойдя забор, мы увидели длинную вереницу машин на грунтовой дороге. Они стояли все там же и так же, как я увидел во сне. Только были они грязные, блеклые, неопределенной расцветки и какие-то приземистые, словно пустили корни. Все они лежали на брюхе. Колеса давно сдулись и вошли в землю, вдобавок ко всему их занесло листвой. Деревца и кустарники прижились на дороге, прикрыв собой автомобили, да и дорога угадывалась только по незначительной возвышенности. Мятая железная колымага, дырявая, как сито, от пулевых отверстий, тоже оказалась на месте, метрах в десяти от входа.
