Толик не нашелся, что ответить. В это время Максим вывел из автозака Лену, которая смотрела только себе под ноги. Увидев подругу, к ней тут же подбежала Надя и отвела в сторону. Оглядевшись, Максим, увидел Новосиба и Белоглазова, которые о чем-то беседовали у входа на покидаемую базу.
— Ну, и чего вернулись? — вместо приветствия спросил Новосиб, когда они подошли к нему. — Уж сбежали, так бежали бы подальше. А нас скоро всех перестреляют, как врагов народа.
— Я очень рад! — улыбнулся майор. — И Спец обрадуется, когда вас увидит. Только вы и правда не вовремя, наверное… Наш командир потерял поддержку у руководства, со всеми поссорился, и его ищут. Он теперь отказывается командовать.
— Да не в этом дело! — воскликнул Новосиб. — Если бы был толк от этого проекта, я бы зубами грыз их всех, но ведь все, по сути, погибло. Зря мы это организовывали, зря тратили время и ресурсы. Даже Капитан сбежал, будь он неладен, — понял, что конец всему, собрал охрану и сбежал с ними. Крыса! Но тебе, майор, я того же желаю: спасайся! Бойцы и транспорт есть, запас на первое время тоже. Веди их, куда сочтешь нужным. А я останусь здесь. Посижу напоследок за пулеметом. Заодно и вам время выиграю, спокойно покинете город. В Москве теперь только смерть, и никаких надежд.
Он посмотрел в небо, и все последовали его примеру. Тучи с севера быстро надвигались на них. Максим подумал, что где-то в небе тикают часы судьбы, отсчитывая последние отпущенные им на принятие решения минуты.
— Мы привезли Нового Иеремию, того самого «пророка», о котором вам пленный рассказывал, — сказал он Белоглазову. — Так уж вышло, не пристрелил я его. Мама Лены, покойная, рассказала ему дорогу к дому одного старого знакомого, который был помешан на апокалипсисе. Ну, то есть, на катастрофе. Готовился к ней, собирал запасы, укреплял дом в лесу. Иеремия клянется, что сможет нас туда доставить. Но рисовать карту отказывается. Если бы вы, товарищ майор, с ним поработали, то… Может, расколется?
— Посмотрим, что можно сделать. — Белоглазов перестал улыбаться. — Новосиб, это немного меняет дело. Если этот дом — не выдумка, то ты можешь спасти своих людей.
Прежде чем ответить, Новосиб бросил взгляд на автобус. Погрузка была завершена, бойцы занимали свои места.
— Я их обманул, Юра. Я обещал им спасение от вируса, но не нашел его. Они боролись и гибли зря. Я обманщик.
— Какой бы ты ни был, ты можешь вести людей за собой. Это очень важно сейчас.
— Понимаешь, я умею только бороться. И я хотел просто все сделать сам, понимаешь? Я — сам! Потому что если хочешь что-то сделать хорошо — делай сам. Теперь все пропало. Все, что остается, — поискать угол, в который можно забиться, и терпеливо выживать. Будет осень, будет зима, будут умирать и превращаться в мутантов люди… А потом однажды умру и я. И ты. И все мы.
— Ты умеешь только бороться или только выигрывать? — спросил Белоглазов. — Не разочаровывай меня, Новосиб. Наверное, ты не сделал всего, что мог. Но ведь это сегодня касается каждого. Все мы ошибались, и еще не раз ошибемся, прежде чем поймем, как нам теперь жить. Может быть, только наши дети поймут. Но чтобы наши дети жили, сначала должны выжить мы. Иди в автобус, Новосиб, и командуй. А я с парнями поеду, поболтаю с «пророком» этим. Давай не паниковать, а просто делать свое дело и жить день за днем. Только не как звери, а как люди.
— Ох, как ты надоел мне со своими нотациями! — Новосиб откашлялся и смачно харкнул на асфальт. — День за днем! Да мы живы только потому, что дождь вот-вот польет и за нами испугались погоню отправить! Черт с тобой, поехали, какая разница, где помирать… Эй, в автобусе! Слушать мою команду!
Он пошел к ЛиАЗу. Майор пожал плечами.
— А что я такого странного сказал, парни? Да, будем жить день за днем, и умирать тоже, если судьба такая. Но если ты можешь погибнуть в любой момент — разве это повод торопиться? Или я чего-то не понимаю? По дороге расскажете, что случилось. Пошли, показывайте мне этого вашего «пророка»-каннибала!
Когда автобус и следовавший за ним автозак отъехали от мертвой базы, упали первые капли дождя. Начиналась сильная гроза, и обильный ливень почти потушил пожары в башнях Москва-сити. Но над ними еще много дней поднимался в небо черный дым. Умиравший город становился надгробным памятником самому себе.