делать.
Я подскочил к подруге, бережно взял её на руки и взвалил на каменный алтарь.
— Держись, Ласка, — прошептал я скорее себе, чем ей, и приступил к делу.
Подняв руку над алтарём, я прошептал первую молитву богини воды:
Касание тайны сияющих вод.
Слова всплыли в голове сами собой, едва только стоило мне подумать о том, что я хочу сделать. Теперь накладывать обезболивание я могу и словами молитвы, чтобы усилить эффект заклинания «Касания Дафны».
Боль и страх ушли, и безумие в глазах тени поблекло.
— Открой путь сиянья теченьем речным. — произнёс я слова второй молитвы, усилившей путь между миром богини и Мельхиором.
На первый взгляд ничего не случилось, тем более, что богиня и так уже овладела этим алтарём и этой местностью. Но я чувствовал, что так будет правильно. В будущем этим обращением я смогу создавать и другие источники силы Воды.
— Истоками рек посвяти меня в Тайну, — вымолвил я слова третьей молитвы.
Вот зачем Дафна открыла мне эти три обращения к ней. Проведя силу бога к Ласке и к алтарю, я призвал волю водной богини в тело несчастной навы.
Третья молитва была самой неопределённой. Необходимо было держать в голове конкретную цель, которая относилась напрямую к аспектам моего водного божества. Увы, лечение к ним не относилось, хоть некоторые возможности по этой части и были. Но вот божественное очищение, тем более от порчи водной природы, не могло не сработать.
И затем случилось невероятное.
Нет, не исцеление девушки. В этом-то я как раз не сомневался, да и магия воды с силой, заключённой в моём посохе Нефтис, не раз показывала мне чудесное возрождение едва ли не с порога смерти.
Струпья гнили смывались, будто нарисованные грязной водой. Лицо снова приобрело живые оттенки. Кожа навы оставалась бледной, но болезненная зелень ушла прочь. Девушка забилась в жутком кашле, выплюнула какую-то зелеоватую жидкость, пахнущую болотной гнилью. А затем, судорожный вздох, будто девушка не могла насытиться водухом, наконец-то свободно циркулирующим в её лёгких.
Но я впервые увидел хищную, параноидально недоверчивую и смертельно опасную тень такой.
Очнувшись от ужасов проклятия гнили, Ласка резко поднялась и обняла меня так, что хрустнули кости. Затем я услышал тихий, едва уловимый всхлип. От неожиданности я растерялся, но обнял девушку в ответ, позволяя прийти в себя.
А когда опаснейшая ученица академии окончательно успокоилась и смущённо отстранилась, пряча взгляд, я увидел, как по щекам её скатываются чёрные слёзы.
Интерлюдия: Шестирукая смерть.
— Как это понимать, ученик? — голос великого Ректора был спокоен и холоден. Но Танатос прекрасно знал, что это значит. Если бы глава Хрустальной башни изображал гнев или досаду, магистр Смерти был бы куда спокойней.
Читать эмоции Ректора нельзя было с помощью банальной эмпатии, их можно было лишь изучить и предполагать, если общаться с великим годами. Тан был как раз из тех, кто умел их понимать лучше многих.
И впервые магистр Смерти, победитель доппельгангера и ночной кошмар Белой Ирис не знал, что ответить.
Алые буквы глобального оповещения возникли перед лицами у всех собравшихся. Но однозначно хорошей новостью это было лишь для владыки башни Воды и Призраков.
Магистр этих двух стихий тоже сидела здесь, и ей хватило собранности не выказывать свои истинные чувства. Но Танатос не сомневался, что в душе она сейчас ликует. Ещё бы — просто так, не ударив и пальцем о палец, стать сильнее и увидеть растерянность на лице своего врага.
Но вот что на самом деле думает по этому поводу великий владыка академии?
— Полагаю, иномирный бог подчинил ещё один алтарь, — констатировал очевидное Танатос.
Ответить хоть что-то на вопрос учителя было необходимо.
— Это понятно, — отмахнулся Ректор. Великий был гением, и иногда осознавая своё превосходство в интеллекте над абсолютно всеми вокруг, он смотрел снисходительно на других, считая их чуть глупее, чем они есть на самом деле.
Вот и сейчас Ректор, похоже, счёл, что его ученик не понимает, что это значит. К тому же, среди присутствующих сегодня был магистр хаоса Накх, очень вовремя вставивший:
— Лол. И чего вы так скисли? Ну одним алтарём больше, одним меньше. У Пустоты их ещё дохрена, а у Смерти ещё больше. Вообще ж ничего не изменилось! — с беззаботной улыбкой прокомментировал хаосит.
— Иномирный бог не может проявить свою силу сам по себе. Для обращения алтаря ему нужен жрец, — пояснил светлый Аннон.
— Синаэль, — процедил Танатос. Играть в непонимание дальше было бы всё равно, что расписаться в своей глупости. Вот только ни один из присутствующих ни за что не поверит в такую черту у генерала армии Доминиона.
Об этом ученике первого круга слышали пока что лишь Энкейл с Ирис. Светловолосый некромант задумчиво приподнял бровь, а на лице матери призраков Танатос прочитал сперва удивление, а затем на её лице расползалась едва заметная ухмылка.
С магистром Мрака было понятно — его работа всегда быть в курсе. Но вот реакция матери призраков.. заставляла задуматься. Неужели Ирис уже была знакома с ним и имела какие-то свои планы на Сина? Плохой знак. Наверняка ведь ничего хорошего такая связь магистру Смерти не принесёт.
Как бы это не она его надоумила сделать что-то подобное — подумал Тан, болезненно поморщившись.
— Единственный жрец воды из существующих, — кивнул Ректор.
— Не он ли виновник пришествия нового бога из другого мира во время тех событий в храме сами знаете кого? — вслух задумался Джеро.
Ему ответом стало молчание. Ответ на этот вопрос знал лишь сам магистр Смерти и Ректор. Но вот догадки теперь могут появиться у многих.
— Как это отразиться на наших планах в будущем? — главный вопрос был задан магистром Знаний. Книжная Лакомка, больше известная как Лакки, даже не смотрела на своих собеседников, что-то записывая в блокнот.
— На данный момент — никак, дитя, — с отеческой улыбкой ответил Ректор. Магистр Знаний была его второй любимицей после Танатоса. — Но мне не ведомы мотивы этого.. существа. Кто знает, зачем в мир бога Смерти явилась Вода…
И это было правдой.
Танатос похолодел, когда понял это.
Ректор и вправду не знает ответа. Не понимает, как это может влиять на великую миссию, ради которой тысячу лет назад был создан Доминион и ради которой уже несколько лет не покладая рук трудится
