Ознакомительная версия.
Она сопротивлялась изо всех сил. Тренированный мозг Чрезвычайного и полномочного посла, словно альпинист на ледяном склоне, старался зацепиться за малейшую трещинку-эмоцию и мысль-бугорок. Кто знает, возможно, Вишня и сумела бы справиться с парализующим волю действием неведомого оружия ещё более неведомого врага, но тот, словно почувствовав яростное противодействие лируллийки, приостановился и «выплюнул» ещё три «кольца».
Это конец, успела подумать Вишня.
Но перед тем, как тьма окончательно затопила глаза и мозг, она увидела (или ей это только показалось), что впереди и справа, метрах в двадцати, из ниоткуда возникла человеческая фигура в громоздком скафандре. И что фигура эта быстро взмахнула рукой и швырнула в неторопливо приближающуюся грязно-розовую тушу что-то маленькое чёрное и круглое….
На берегу ночной реки горел костёр. Так же, как горели на берегах тысяч рек миллионы и миллионы костров до него и будут гореть после.
Так же и всё же немного не так.
Потому что каждый костёр пусть чуточку, но отличается от тех, что горели раньше. Да и среди бесконечного множества будущих костров тоже вряд ли найдётся хоть один, который в точности бы повторил именно этот костёр. Пляшущий ночью на берегу реки на планете по имени Тайга.
Вокруг костра сидели, лежали и неторопливо вели беседу семь человек, одна лируллийка и один представитель полулегендарных разумных существ, которых в Галактическом Сообществе каждая раса называла по своему. Люди же и лируллийцы звали их Пионерами – то есть Первыми.
Ниже по течению реки сверкала весёлыми огнями деревня, и оттуда доносились, приглушённые расстоянием, смех, песни и радостные выкрики, – соплеменники Охотника праздновали счастливое освобождение от злых чар и возвращение к жизни.
– Как-то неуютно без «Пахаря», – сказал Оружейник. – Я бы предпочёл находиться рядом.
– Синдром обретённой потери, – усмехнулся Доктор.
– Не волнуйся, – сказал Капитан, – ничего с ним теперь не случится. А перегонять корабль сюда, к деревне, было бы не с руки. Слишком маленькое расстояние. На «Мураше» гораздо удобнее.
– Да я понимаю, – вздохнул Оружейник.
– И перед людьми было бы неловко, – сказал Штурман. – Они так радуются. Нехорошо обижать тех, кто тебе искренне благодарен.
– А кто сказал – обижать? – не понял Оружейник.
– Они могли обидеться, если бы мы остались у корабля и не проводили бы их в деревню, – пояснил Штурман. – И не разделили бы с ними их счастье. Правда, Охотник?
– Да, – подтвердил Охотник. – Неприятный осадок остался бы точно. Что же получается? Только-только встретили ближайших и долгожданных родственников, да ещё и освободителей, а они отказываются идти в гости. Как-то не по-людски.
Механик вытащил из костра ветку и прикурил.
– Вообще-то мы здесь, практически, не при чём, – сказал Оружейник. – Точно так же плавали в растворе, как они и гойты, и управляли помимо своей воли этими жахами, бедолагами. Если б не Лёня…
– Ерунда, – откликнулся Человек-Т, неотрывно глядя в пламя костра. – Благодарите Вишню и Умника. От госпожи Чрезвычайного посла шёл такой мощный сигнал об опасности, что я не мог не услышать.
– Скажите лучше не сигнал об опасности, а волна страха и мольба о помощи, – улыбнулась Вишня.
– Может и так, – согласился Леонид. – Главное, что я услышал.
– Кстати, насчёт бедолаг жахов, – сказал Пионер (здесь, у костра, он принял обличье земного мужчины средних лет и теперь мало чем отличался от остальных. Если, конечно, не считать Умника). – Бедолагами могут быть лишь те, кто испытывает чувства. А какие у жахов могли быть чувства? Киборг он и есть киборг. И даже не киборг, а просто живая управляемая извне машина.
– Подумаешь, машина, – сказал Охотник. – Вон, Умник тоже машина. Но кто посмеет сказать, что у него нет чувств, будет иметь дело со мной.
Все засмеялись.
– Спасибо, Охотник, – сказал Умник. – Бокальчик «Милого Джона»?
– Тогда уж всем неси, – пробурчал Капитан.
– И вам? – обратился Умник к Пионеру.
– А я не человек, что ли? – сказал Пионер. – То есть, в широком смысле слова, разумеется. Тащи уж давай… Умник.
– А действительно, – оживился Оружейник. – Разве Пионеры пьют? Мне почему-то казалось, что раса, перешедшая, так сказать, на иную, гораздо более высокую ступень развития нежели мы, смертные, и живущая совершенно по иным, недоступным для нашего понимания законам, в спиртном не нуждается.
– Ты у нас прямо Цицерон, – сказал Механик.
– Так оно и есть, – согласился Пионер. – Не нуждаемся. Как и вы, впрочем. Но я понимаю ваш вопрос. Дело в том, что сейчас я не совсем Пионер. Вы же видите, что я специально принял человеческий облик.
– Ну и что? – не понял Оружейник.
– Форма непосредственно влияет на содержание, – догадался Человек-Т. – Так?
– Правильно, Лёня, – кивнул Пионер. – И ещё как влияет. Не могу сказать, что мне это сильно неприятно, но вряд ли я смогу находиться в этом состоянии очень долго.
– Значит, надо пользоваться случаем! – догадался Оружейник.
– Именно, – опять согласился Пионер.
– Хорошо сидим, – сказала Вишня. – куда это только Умник запропастился…. Размышляет в одиночестве о трудной судьбе корабельного робота?
Механик захохотал и, как обычно, поперхнулся сигаретным дымом.
– Здесь я, – сказал Умник, бесшумно появляясь из темноты с подносом в манипуляторах. В центре подноса красовался большой, ручной работы глиняный кувшин, окружённый семью высокими бокалами с фирменным коктейлем «Милый Джон», – Пять минут одни без меня побыть не можете. Одно слово – люди.
– Но-но, – погрозил Умнику пальцем Капитан. – Совсем, гляжу, без нас распустился.
– Как скажете, – безразлично согласился Умник и раздал бокалы.
– За победу, – предложил Капитан.
И все согласились с этим кратким тостом.
– А всё-таки поступок вы совершили необратимый, – сказал Пионер, с видимым удовольствием осушив бокал почти наполовину. – Мы, Пионеры, стараемся не совершать необратимых поступков.
– Иногда это необходимо, – сказал Человек-Т.
– И вообще, любая война – это сплошная лавина необратимых поступков, – добавила Вишня. – А мы с этим вашим триттом находились в состоянии самой настоящей войны. Впрочем, как и вы когда-то, насколько я поняла.
– Точно, – подтвердил Механик. – войны. Самой натуральной. Или мы его, или он нас. Какая уж тут обратимость….
– Да, тритты – страшный противник, – согласился Пионер. – Мы воевали с ними десятки тысяч лет и только ценой невероятных усилий и жертв сумели победить. Но, не смотря на это, одного оставили в живых. Именно потому, что стараемся не совершать необратимых поступков.
Ознакомительная версия.
