Н-да. Воспоминания о прошедших вечере, ночи и утре, как выяснилось, сохранились у меня в почти полном объеме. Не полностью — некий отрывок пропал, и все начиналось с того, что мы за стойкой вместе с Латтой и еще несколькими товарищами… гм. Я бы сказал, «химичим», но тут, скорее, подошел бы термин «алхимичим». Выбор в баре был большой и, как разрешенных, так и запрещенных даже здесь «стимов», хватало. У игловолосой оказались потрясающие знания в этом деле — причем как практические, так и в фармакологии, и даже в физиологии нервной системы — это подтвердил местный «зельевар». После того, как Нурс одного мордоворота-вышибалу запинала, а двух местных «братков»-гата буквально-таки за тридцать секунд накурила, хозяин заведения внезапно проникся сошедшей на него удачей и привел своего спека… боже, надеюсь то заведение еще цело — когда мы уходили, народ как раз втягивал дым некоего произведения токсикологического искусства, поименованный наемницей как «тектонический фугас». А мы пошли в другое заведение… а потом еще… и еще… Я плакал, я смеялся, я забывал о своей боли и вспоминал о ней, а потом снова забывал. Я как будто за сутки прожил другую жизнь — не инженера с Земли и не мерха с Каллиги — а отдельную, свою собственную. С закономерным итогом.
На тумбочке я без особого удивления обнаружил короткую записку на листе неопластика: примерно что-то в этом роде я и ожидал — наемница не могла не выпендриться, и откуда ей знать, что в другой Вселенной на одной из планет все еще вполне обыденно чернилами и карандашами пишут на бумаге?
«Было охренеть!» — Кривыми печатными буквами сообщало послание. — «Я почти влюбилась.»
Я передернул плечами: чур меня, чур! В какой-то момент очередная «запивка» на пару десятков минут заставила меня в очередной раз забыть, что Наты больше нет, а девушка рядом со мной — не она. Забеспокоившись после некоторого просветления в мозгах, я обнаружил Латту… плачущей в туалете. На мой вопрос она ответила односложно — «завидую»… я тогда даже не понял, чему.
Мне, наверное, должно было быть сейчас очень стыдно — попрал память, и все такое… но стыдно не было. И не потому что «я был не в себе» — а потому что… я опять был нормальным. Мне больше не хотелось придушить Флою, не хотелось разобрать на части Пака с Еном, хотя, уверен, успокойся я традиционным способом — осадочек бы остался. Я принял смерть жены тогда, в подземелье под Центром, но я так и не смог принять этот мир. Эту Вселенную. Не смог простить, что она отняла у меня самое дорогое… хотя сама когда-то, получается, и дала. Наемница сделала невозможное — за такой короткий срок смогла примирить с реальностью… Кажется, я знаю, почему Юн и Делонга за нее так держатся: судя по некоторым оговоркам, она «вытащила» их из подобной же ситуации… может быть, даже так же. Интересно, сколько этой «хрупкой девушке» лет на самом деле? Тьфу, ладно. Мне было бы мучительно стыдно, если бы я воспользовался таким способом «прийти в себя» при живой жене… но все, что у меня осталось от супруги — видеозапись ее последних минут, мои воспоминания, наши дети… и неоплаченный долг тем, из-за кого все это началось. Это факты. Слезы и эмоции… к ним больше никак не относятся. С этим я буду жить и растить детей. Но, спасибо Латте — мне будет не больно от того, что я это делаю: и живу, и ращу.
…машинально перевернув лист, я увидел там еще одну строчку. «В следующий раз — все-таки на сухую!» Почему-то очень захотелось поплевать через левое плечо.
Она открыла глаза. Сон, такой яркий, цветной и бессмысленный, почти мгновенно выветрился из памяти. А жа…
— Проснулась, красно Солнышко?
— Дядя?! — Девушка распахнула глаза, и обнаружила сразу несколько вещей. Во-первых, она умудрилась заснуть сидя — кто бы мог подумать, тренировки действительно помогли. Во-вторых, сидит она не просто так, а пристегнутой к десантному ложементу, который, в свою очередь, вместе с двадцатью семью такими же, установлен в десантном отсеке малого кросс-шаттла. А в третьих, проведать ее сон действительно пришел дядя, да не просто дядя, а Иоган рем Пау, между прочим полковник вооруженных сил Империи… ой, нет, какой полковник? Генерал!
— Господин генерал, офицер Натана…
— Да вольно же, вольно! Оглушила старика… — Шутливо погрозил ей пальцем старший по званию. — Тут, как видишь, мы одни… Ты точно не передумала?
— Служить в действующей? Ну разумеется, нет! Сколько раз это можно повторять?!
— Тише, тише. — В этот раз пожилого мужчину едва не снесло звуковой волной. — Я же не просто так спрашиваю — я волнуюсь. Сама понимаешь, после той аварии…
— Аварии? — Машинально переспросила очень молодо выглядящая десантница.
— Понимаю, тебе неприятно слышать напоминания об этом инциденте… да и несколько лет в коме… я бы тоже постарался забыть и не вспоминать. Вот врачи говорят…
— Ах, это. — Смутное воспоминание — вот она лезет в какую-то… капсулу. Дядя и отец отговаривали ее, но желание послужить Родине сразу и максимально, гхм, героически — сыграло злую шутку. Участие в экспериментах — вообще не самый умный поступок. — Врачи говорят, что я здорова, полностью и совершенно. А о годах бреда и неподвижности вспоминать… я что, дура?
— Нет, Ната, ты, конечно не дура. Ты умница. — Генерал потрепал племянницу по коротким волосам. — И ты последняя из рода Вил сейчас, помни это и береги себя. Пусть ты и стала в результате сильнее…
— БЗЗЗАМ! — Звуковой сигнализации вторила красная лампа… которая, правда, была закреплена вовсе не над десантной аппарелью: такой древности в шаттле не было и быть не могло. Но — традиция.
— Я! Вернусь! С Победой! — Радостно проорала не менее древний, чем красная лампа, клич десантников девушка, и поспешила натянуть шлем, скрыв свои короткие красные волосы. Секунда — и ее ложемент перевернулся, выбросив человеческое тело из малого корабля так, чтобы его не затянуло под реактивный поток от двигателей. В скафандр «красноголовых» встроены и тормозные реактивные двигатели, и парашют — но шиком считается приземление «в чистую»: на одних пси-способностях. И сегодня красноволосая родственница генерала рем Пау в одночасье станет звездой у себя в части. Хотя, конечно, такой чудовищной мощи, как той Нате, что в одиночку пробилась и разнесла Площадку на Каллиге, ей никогда не достичь: пришлось слишком основательно покопаться в мозгах любимой племянницы. Ланцет в очередной раз сотворил чудо — от женщины осталась неповрежденной практически только черепная коробка, но мозг он все-таки спас. Недоумки! Вот как можно было так облажаться при подготовке образца? Впрочем, даже экспресс-выращивание нового тела для дочери одного из аристократов Империи идеально ложится на разработанную им, Иоганом, легенду. Император… будет доволен результатом. Ну а знать весь техпроцесс ему совершенно не обязательно, так ведь? У дочери Фоста рем Вила провалы в памяти? Увы и ах, но она сама согласилась на эксперимент… и она действительно так помнит, а вот ненужные воспоминания не просто заблокированы — их нет. А те, что есть — рассечены и никак не могут быть ассоциативно связаны. Нет, пригласить мехна-«отступника» было гениальной идеей.
