Начали же мы с центрального дансинга.
Нет, разумеется, помешенные на африканских ритмах тинэйджеры нас не интересовали. Никто не собирался их — и без того тронутых — трогать. Однако в фойе дансинга постоянно околачивались несколько петушков, торгующих порошками «экстази». Первая ступень в никуда, решающий шажочек в пропасть. Помогали шагнуть и прыгнуть, беря за руку, подбадривая дешевыми словесами, именно эти ублюдки. Они и приняли пробный удар моей разгоняющейся конницы. Торгашей прижали к стеночке и в пару минут сделали калеками. Разумеется, примчались битюги из охраны дансинг-клуба, но только для того, чтобы улечься рядышком с продавцами. Орлы Дина работали свирепо и от души. Что называется — за себя и за тех парней, что остались в мясорубке возле «Южного». Каждый из них стоил троих, и мы прошли сквозь высланный заслон, как нож сквозь масло. Богему, попыхивающую коноплей и опием в коридорах, словно повымело. Оцепив все выходы, мы рванули прямиком к распорядителю.
В кабинете дирекции, уложенной, само собой, рылом в пол, был устроен форменный шмон. Искали ширево, искали оружие. Я от души надеялся что-нибудь найти. Для расправ — даже самых беспредельных — нужен повод. То, что теоретически повод есть, я, конечно, знал, но знание следовало подкрепить уликами. Увы, ни стволов, ни героина с гашишом мы не нашли. Зато визжащий и прячущийся под стол от моих пинков директор колонулся, как гнилой орех. Признаюсь, мне доставляло прямо-таки жесточайшее наслаждение долбить его гипсом. Нога зудела и разгоралась от ударов. Не в силах остановиться, я спрашивал и бил. Он верещал и рассказывал. Все без утайки, с именами и датами — по полной программе. Оставалось только сожалеть, что нет поблизости господина Костикова. Оформили бы как добровольное признание. Проще простого! Тем более, что набиралось признаний — преогромный воз с телегой, на вполне приличный американский срок — лет этак на сто или двести. И было вдвойне горько, что никого из работяг дансинга не посадят. Скорее всего — никогда. Потому как скользкие твари. До жути живучие…
Оставив распорядителя с разбитым лицом, выбитыми зубами и качающимися ребрами, мы двинулись дальше. Дел было много, исполнить все задуманное нам могли и не позволить. Печально, но факт. По моим прикидкам, нас должны были арестовать часика через полтора-два, и до печальных минут следовало успеть навести в городе шороху — настоящего шороху, если вы понимаете, о чем я говорю! Шороху, какой наводили бериевские воронки, отправляясь на ночные улицы за уловом всевозможных врагов и шпионов. Но, увы, возможностями Лаврентия Павловича я не располагал, и потому имперским бойцам следовало торопиться.
Красивое продолжение удалось сделать в «Техасе» — казино, лишь самую малось уступающем по роскоши и крутости «Харбину». С этими группировками я, можно сказать, дружил, но сегодня отменялась всяческая дружба. Этот вечер целиком и полностью принадлежал Ящеру. Я клепал сочинение на вольнейшую из всех возможных тем: «Что бы я натворил, будь я Ящером…» Но я не писал, я проводил в явь мечты и фантазии, позволив себе полностью раскрыться и распоясаться. Армия Ящера закусила удила.
Банкиров из юбилейного зала, справляющих трехлетие своего финансового благополучия, мы выпороли ремнями, растянув прямо на столах. Зрелище оказалось не для слабонервных. Древние знали, что делали, предпочитая батоги иным каторжным срокам. И Шариат, кстати, тоже частенько наказывает теми же палками. Просто и эффективно. И никаких судебных заморочек, никакого дефицита камерной площади. А тем, кто твердит, что способ этот негуманный, даю совет: пусть прогуляются в КПЗ и посидят в душном клоповнике суточек семь или восемь. Ума прибавится, гарантирую!..
Вот и эти «белые жилетки» мудрели прямо на глазах. Дин, собственно, и не спрашивал ни о чем, но компра лилась потоком — на себя, на весь белый и не слишком белый свет. Ох, сидеть бы этим орлам, не пересидеть, будь я прокурором! Разумеется, дамы визжали, хотя никто их не трогал, а парочку импортных менов — не то мормонов, не то ханарцев, словом, из тех, что по мере сил вживляют в российские головушки идеи о многоженстве и излишней суровости Христианства, парни Дина вытряхнули из навороченных костюмчиков, раздели догола и пинками выпроводили на улицу. Следовало бы и ремешками проучить, но все ж таки чужое гражданство, неудобно. Как ни крути, гости есть гости, пусть и незванные.
Дирекция «Техаса» не стала дожидаться своей очереди и через черный ход слиняла восвояси. Но кто-то должен был пострадать, и пострадала местная «крыша», некий абабок, перекрасившийся пару лет назад из ментов в урки. Его меднолобая охрана отважно обнажила «помповики», и пришлось вспомнить о «серьезных машинках». Пасовать перед помповиками мы не собирались, и ковбои Дина-Гамбургера изящно раздолбали в щепу буфет, за которым абабок со стрелками пытался укрыться. На войне, как войне, а тут еще и сопротивление властям при исполнении святых обязанностей. А мы и впрямь были властью. По крайней мере на эти час-полтора. И тройка джипов, под завязку набитых бритоголовой, посланной на усмирение Ящера гвардией, после первой же прицельной очереди проворно развернулась и задала стрекача. Умельцы забивать стрелочки и прижимать утюжки к чужим спинам на этот раз малость сплоховали. К войне в открытую эти биндюжники и мясоеды оказались непривычными. Другое дело — птенчики Дина-Гамбургера. Парни двигалось по городу, как русские солдатики по какому-нибудь Берлину в сорок пятом. Гонтарь и тот поглядывал на них с опаской. Никаких предупредительных окриков и выстрелов в воздух. Нормальные граждане разбегались, а ненормальные без промедления получали по пятой точке. Тот же Гоша-Кракен, вооружившись мощным краскопультом, поганил по пути вездесущую рекламу западных сигарет. Мир «Мальборо» белозубо щерился с подсвеченных витрин, и загорелые ковбои получали в физии несмываемую эмаль. Знай наших, мены заморские! Курите сами свою погань!..
Гонтарь не отходил от меня ни на шаг, одной рукой стискивая «Гюрзу», второй придерживая хозяина, когда его излишне тянуло прилечь. Алкоголь все более разбавлял кровь, но в целом я себя еще контролировал. И даже когда на одном из телеэкранов, выставленных в холл какой-то забегаловки, я разглядел некстати принарядившегося мэра, умудренно вещавшего о кондоминиумах и сбережении электроэнергии, о том, сколь много самого разного он совершил для города и области, я не стал биться головой о стену, драть на себе рубаху и расшвыривать гранаты. Ложь всегда была неотъемлемой частью нашей жизни. Все, что я сделал, это попросту запустил в ресторанный экран случайной бутылкой. Японское чудо с двухметровой диагональю бабахнуло не громче отечественного «Горизонта». Кто-то из парней презрительно помочился на осколки. И правильно! Уж я-то знал, чего стоят все эти байки про энергосбережение и славные дела героической администрации, знал, как лихо жгут гуманитарную помощь на растаможке — жгут только по той простой причине, что некому платить за все эти кипы капельниц и дефицитных лекарств. Взятки — двигатель прогресса! Взятки, а не какая-то там реклама! И никто не ожидал, что у нас, как выяснилось, болеть любят и бедные, что, разумеется горько и накладно! Богатые плачут, а бедные болеют. Экая несуразица!
