Зато, не слезая с седла, я насчитал сразу три шеста с пучком соломы наверху. Так в северных королевствах отмечают места трактиров, или, по-здешнему, харчевен. А что делать? Население-то в большинстве своем грамоте не обучено. Что говорить о холопах, когда землевладельцы здешние с большим трудом могут имя нацарапать? А так — приметный издали знак. Ни с чем не спутаешь.
Мы решили остановиться в харчевне на отшибе. У добротного двухэтажного здания не крутились толпы посетителей. Мокрую землю пробороздили отпечатки тележных колес, но старые — двух-трехдневные. Как раз то, что надо. Нам лишние глаза и уши ни к чему.
На вывеске, прибитой над дверями харчевни — как раз тот случай, когда мастерства художнику здорово недоставало, — скалилось чудовище, глазастое, клыкастое, с перекошенным на сторону крючковатым носом. Что за урод? Может, стрыгай? Надо потом у хозяина спросить название, чтоб часом не обмишуриться.
Жердина, заменявшая ворота, валялась на земле рядом с плетнем — беспрепятственно въезжай-выезжай. Первым во двор заехал Сотник. Остановился, не торопясь спешиваться. С истошным лаем под ноги коня кинулась худосочная собачонка. Гнедой жеребец опасливо отшагнул назад, косясь на шумного зверька. К первому псу присоединился второй, покрупнее.
— Эй, хозяева! — Я подъехал к Глану и попытался стать с ним рядом. Не так-то легко это оказалось сделать. Конь затанцевал на месте, напуганный оскаленными клыками наскакивающих собак. — Есть кто живой? Эй, хозяева! — Никакого ответа.
Что ж за харчевня такая? Разве годится проезжих гостей встречать, словно не замечая? Прогореть они не боятся, что ли? А очень даже запросто прогорят. Пойдут по миру с сумой. Ведь каждый, выказавший желание остановиться под твоим кровом, пообедать, переночевать, в баньке помыться, для любого харчевенника лучший друг. Ну, по меньшей мере, раньше так было…
Я уже собирался окликнуть Сотника и предложить ему направиться к другой харчевне, где, быть может, с большим уважением к нам отнесутся, как вдруг двери отворились.
На крыльце появилась белолицая молодка в привычном арданском наряде. Льняная отбеленная рубаха заправлена в клетчатую юбку. Красные с коричневым нитки. Волосы у молодицы покрывал белый платок, узлом закрученный на затылке. Через плечо свешивалось длинное полотенце, по краю вышитое зелеными оленьими рожками — на удачу, по арданским поверьям.
— Чего надо-то? — без особой приязни осведомилась хозяйка, уставилась на нас, приподняв бровь.
А брови, надо сказать, у нее, словно кибить лука, — высокие, выгнутые. Другая бы углем подкрашивала, а ей без надобности. Да и прочие черты лица арданку не подвели. Писаная красавица. Не девчонка, но и не старуха. Моих лет. Ну, может, туда-сюда пару годков. И фигура — ни прибавить, ни убавить.
— Что буркала выкатил, борода? — приметила мой взгляд молодка. — Говори, с чем пожаловал?
Я открыл было рот. Но вместо слов вырвалось какое-то блеяние. Так со мной часто случается, когда вижу красивых и уверенных в себе людей. Что поделаешь. Ведь я — Молчун, а не болтун.
— Гостей принимаешь, хозяйка? — негромко, но уверенно проговорил Сотник. Вот его трудно чем-либо смутить. Всегда спокоен и хладнокровен.
— Гостей?!
— А что, это не харчевня разве?
— Харчевня, харчевня, — засуетилась хозяйка, перебросила полотенце с одного плеча на другое. — Конечно, завсегда гостям рады… Эй, старые! Гостей принимайте! — крикнула она через плечо в распахнутый дверной зев.
Внутри харчевни послышался шорох, потом грохот опрокинутой лавки.
— Уж не обессудьте, господа хорошие, — поклонилась молодка. — Отвыкла. Как есть отвыкла. Сейчас и коней обиходим, и вас покормим.
Из дверей харчевни вышмыгнул сутулый старик и, бочком пробираясь за спиной хозяйки, сошел с крыльца.
— Заводи телегу во двор. — Глан обернулся и махнул рукой Диреку.
Вслед за дедом появился паренек лет шестнадцати. На вид придурковатый (мне даже полоска слюны в уголке рта померещилась), но, судя по всему, старательный. Иначе кто б держал на голову хворого в харчевне? Он принял повод из моих рук. Старик занялся гнедым Сотника.
— Сейчас-сейчас, гости дорогие… — бормотал старик. — Бышок! Отворяй конюшню, веди коней в стойло! — это уже относилось к молодому слуге.
Гелка с Мак Кехтой тоже спешились, отдали поводья вернувшемуся пареньку. Работал он быстро. Значит, первое мое впечатление оказалось верным.
Дирек и Гурт поставили телегу справа, у самого плетня. Принялись распрягать лошадей.
Ойхон спрыгнул на землю. Пошатнулся и едва не упал. Должно быть, голова закружилась. Но придержался рукой за испачканный глиноземом колесный обод.
Мы зашли в дом.
Обеденную залу некогда строили с размахом, в расчете на два-три десятка посетителей. Четыре крепких стола с длинными лавками. Очаг на полстены. Слева от него стойка, на которой в ряд выстроились кружки, кувшины, миски. Под потолком висело на цепях тележное колесо. На его краю виднелись глиняные плошки. Нужен свет? Лезь на табурет и зажигай. В глубине зала широкая лестница с резными перилами вела на второй этаж. Надо полагать, в комнаты для гостей.
Только на всем этом великолепии лежала печать запустения. Как в заброшенном саду. Там побег не подрезан, там ветка обломилась, где-то кора гнилью пошла.
Хозяйка с помощью остроносой вертлявой старухи разжигала очаг — ему бы полку сверху, и такой камин вышел бы, что любой барон обзавидуется. Увидела нас, встрепенулась:
— Добро пожаловать, господа хорошие. Чем потчевать прикажете?
— Может, сперва с ночлегом определимся? — несмело проговорил я.
— Как скажете, господа хорошие! Там у нас четыре комнаты. Две побольше, две поменьше.
— Нам бы две. — Ойхон подошел к столу и оперся рукой. Видно, голова еще кружилась после прыжка с телеги. — Женщинам — ту, что поменьше, а мы уж как-нибудь в одной большой все уместимся.
— А слуги — на конюшне?
— Какие слуги? У нас слуг нет.
Молодка стрельнула глазами в сторону Гурта с Диреком, как раз заходивших в харчевню, но не сказала ничего.
— Все вместе, — веско проговорил Сотник. Словно точку в конце письма поставил.
— Ой, как скажете, господа хорошие. Кирилла покажет…
Старуха поднялась с колен — она как раз раздувала огонь — и с готовностью закивала. Я откашлялся:
— А во что постой нам обойдется, хозяйка?
Не такие уж мы богачи. Оплату заранее обговорить никогда лишним не бывает. Чтоб потом стыда не натерпеться.
Молодка замялась с ответом. Я никак не мог понять, почему у них нет гостей, почему работников маловато для довольно большого постоялого двора, почему ведут себя так, словно отвыкли людей в доме видеть. На лице хозяйки желание не продешевить явственно боролось со страхом потерять долгожданный заработок.
