– Но?
– Мой дед был его учителем. Мой отец был его другом. Саваи-сан знает меня с детства. Он поверил. Мне. Поверь и ты. Это не розыгрыш, Артём. Всё слишком серьезно…
– Куда уж серьезнее…– поддакнул Артём.
– Пожалуй, лучше будет, если я начну с самого начала,– сказал Хокусай.
– Пожалуй,– согласился Грива.– Я вас очень внимательно слушаю, Танимура-сан.
– Не сомневаюсь. Итак, все началось с «пессимиста»…
Артёма Гриву было не так уж просто удивить. Специальному координатору Хокусаю это удалось.
Грива был готов к самому фантастическому сценарию, но такое…
Всё началось с «пессимиста».
С частью этой истории Грива был уже знаком, но слушал, не перебивая. И узнал некие довольно любопытные подробности…
Итак, всё началось с «пессимиста». С загадочного существа, внезапно возникшего ниоткуда в камере виртуального моделирования в одном из бункеров невадского форта. Сначала наблюдатели решили, что это – голограмма, и не очень удивились. Кто-то предположил, что компьютер смоделировал человека будущего, и все они очень развеселились. Еще один хомо футурус с третьим глазом и без гениталий. Бедняга «пессимист». Очнуться голым в тридцати метрах под землей в окружении стремительно меняющихся голографических фантомов. Умники веселились минут десять, пока не обнаружили, что «забавное создание» внутри текучего виртуального мира не исчезает и, более того, даже не меняется. Если, конечно, не считать переменой переход из лежачего положения в сидячее. Как уже было известно Гриве (но еще неизвестно экспериментаторам), разрушительным для психики общество «пессимиста» становилось только при непосредственном контакте, поэтому трое умников, контролировавших эту фазу эксперимента, еще некоторое время оставались в добром здравии. Минут десять им потребовалось, чтобы убедиться: пришелец не является сбоем программы. За эти десять минут «пессимист» успел встать на ноги и принялся бродить между застывшими голограммами, издавая членораздельные, но не поддающиеся расшифровке звуки.
Тогда умники решили, что над ними кто-то подшутил, и разгневались. Старший вызвал охрану, а двое младших (исключительно по положению, а не по возрасту, количеству степеней и регалий) двинулись в бункер, чтобы выдворить «ряженого».
Через несколько минут мозги обоих получили повреждения, несовместимые с жизнью. С одним случился обширный инсульт, а второй попросту размозжил голову о бетонный угол.
Появившиеся чуть позже охранники покончили с собой с помощью штатного оружия. Старший из умников всё это видел и оказался достаточно сообразительным, чтобы объявить тревогу, заблокировать бункер и оповестить руководство. Следящая аппаратура работала без перебоев и зафиксировала всё в мельчайших подробностях, но руководство глазам своим не поверило. Это недоверие стоило жизни пяти ни в чем не повинным людям из обслуги, трем умникам, руководившим проектом, и двум старшим администраторам комплекса. Так в считанные минуты комплекс лишился научного и общего руководства. Трое суток там творилось черт знает что, и образовалось еще шесть трупов. Потом компьютер заблокировал бункер с «пессимистом» по схеме, заимствованной из информатория НАСА, а общее руководство персоналом взял на себя замначальника безопасности. Действуя в точном соответствии с пентагоновской инструкцией, определяющей порядок мероприятий при биологической тревоге, новый начальник комплекса жесткими мерами пресек панику, изолировал периметр, усилил охрану, вывел на патрулирование боевых роботов и запросил дальнейших распоряжений. В ответ получил невнятное: «действовать по обстановке» и попытался уничтожить «пессимиста»… Результат – пятеро «коммандос» покончили счеты с жизнью.
А потом появились алладиновцы. А «пессимиста» не стало.
Артём Грива
– Его не стало в нашей реальности.
Это сказал уже не специальный координатор Хокусай, а Главный Консультант Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции доктор Сунь.
Он присоединился к нашей беседе спустя полчаса после ее начала. Разумеется, виртуально.
– Возможно, он продолжает жить там, откуда появился. Мы не имеем однозначного ответа на вопрос, имел ли место перенос массы или же объект был дублирован.
– Крокодил кушает в двух случаях: когда на небе есть луна и когда на небе нет луны,– процитировал я одну из любимых поговорок моего отца.
– А данном случае – в шести,– невозмутимо ответил доктор Сунь.
– В шести – это как? – поинтересовался я.
– Математическая модель предлагает шесть вариантов решения. Названные мною варианты – два из этих шести. Мы начали с этих двух, потому что остальные пока не могут служить основой для практических разработок.
– То есть вы хотите сказать, доктор, что представляете, как это произошло? – удивился я.
– Нет,– покачал головой доктор Сунь.– Не представляем. По крайней мере, в том понимании, какое придаете этому слову вы, майор. Мы не представляем, как это произошло. Мы, скорее всего, даже не представляем, что именно произошло. Но благодаря вашему соотечественнику господину Колосову у нас есть весьма оригинальная концепция, а также математический аппарат, описывающий некоторые аспекты данного явления и определяющий направление дальнейших исследований. И сейчас мы заканчиваем подготовку эксперимента, реализация которого позволит нам проверить достоверность этой гипотезы.
– Если это возможно, господин главный консультант, мне бы хотелось услышать, что это за гипотеза,– произнес я.– В доступной для меня форме, разумеется.
– Это возможно,– милостиво согласился доктор Сунь.– В доступной для вас форме, майор, гипотеза Колосова выглядит так: есть некий пространственно-временной континуум, в котором основной движущей силой является совокупный разум человечества.
Если бы это сказал кто-то другой, я бы смело отправил его за консультацией в управление моего друга Сучкова. Планетарный, а равно вселенский разум – это по части его «подопечных». Но доктор Сунь – не сектант-проповедник. Поэтому я продолжал слушать с подобающим вниманием, а доктор Сунь продолжал:
– Господин Колосов высказал также весьма оригинальное предположение, что этот совокупный разум в настоящее время находится в нестабильном состоянии, попросту говоря – болен. Именно эта его болезнь порождает и то, что мы называем феноменом спонтанной деструкции, и все многочисленные случаи помешательства, о которых вы, майор, уже осведомлены. Если придерживаться той же аналогии, то «ифрит» можно считать общим нарушением внутренней среды организма, а проявления безумия – повреждениями отдельных клеток. Разумеется, эта аналогия крайне поверхностна.
