REALITY LAB ENTRANCE STRICTLY PROHIBITED
(unleast you want your psychic matrix to be demolished and any reference of you erased from the memory of humankind)
Первая строчка находилась ближе к верхнему краю, еще три – возле нижнего, а между ними магнитиком был прижат пожелтевший листок из школьной тетради в клеточку. Никита, оказавшийся ближе всех к двери, щелчком сбил магнит, подхватил листок и стал медленно читать:
Я увожу в подвалы сновидений, В ночные ужасы и вековечный сон. Я увожу к погибшим поколеньям, Был темным злом Создатель вдохновлен. Я высшей силой, группой О-Сознанья И ноосферой смерти сотворен, Страшней меня лишь адские созданья, Открыв меня, навечно ужаснетесь, Вошедшие – назад вы не вернетесь!
Написано было выцветшими синими чернилами, прыгающим почерком, наискось – ряды букв не совпадали со строчками. В правом нижнем углу темнело пятно, похожее на след давным-давно засохшей крови. Никита перевел на меня вопросительный взгляд.
– Ну и чего ты смотришь, я откуда знаю? – откликнулся я. – Не разбираюсь в стихах, но, по-моему, – дрянные.
– Да нет, я не о том, – что эта фигня означает?
– Понятия не имею.
– А это, на английском которое, – оно как переводится? Реальная лаборатория?
– Чего?
– Ну, конкретная… чисто, э… нормальная такая, по делу… – он смущенно замолчал, поняв, что морозит ерунду.
– По-моему, это скорее значит «лаборатория реальности».
Никита разжал пальцы, и листок спланировал на пол. Тем временем Злой встал возле узкой щели между краем двери и косяком, заглянув, присел и стволом автомата толкнул дверь. Шрам поднял фонарь над его головой, надеясь, видимо, ослепить мощным лучом того, кто мог находиться внутри.
Открылся короткий коридор с прямоугольным проемом на другой стороне. За ним мерцал, то полностью угасая, то разгораясь, тусклый свет.
Злой первым шагнул вперед. Он повесил «калаш» за спину и взял берданку, напоминая охотника, вышедшего в лес пострелять зайца. Никита, подняв автомат к плечу и водя стволом из стороны в сторону, направился следом под одной стеной, Шрам – под другой. Я пошел между ними, Звонарь с Ильей Львовичем двигались последними. Ближе к проему, за которым на полу лежала вывороченная металлическая дверь, в стене слева было разбитое окно. Из него свисали ноги. Никита подался вперед, всунув в окно ствол, замер, потом выпрямился.
– Там кладовка какая-то большая, что ли? Со стойкой. И нет никого.
– А висит кто? – спросил я, приближаясь. Теперь стало видно, что коридор выводит в обширное помещение с драными пластиковыми диванами под стеной. Один диван сгорел, вокруг него чернело большое пятно гари. Ближе к нам с потолка на паре проводов свисала панель дневного света на четыре лампы – три разбиты, одна работает, но постоянно мигает, щелкая стартером. Дальняя сторона помещения была погружена во мрак.
Напарник потянул тело за ремень. Оно вывалилось из оконного проема, растянулось на полу, перевернувшись лицом кверху. Злой пригляделся и сказал:
– Это солдат Пирсняка. Что это у него… всю грудь изрезал кто-то.
Кровь еще текла, на стене за телом остался широкий развод, по полу начала расползаться темная лужа.
– Неужто свои покромсали? – удивился старый сталкер. – Гляди, Шрам, какие раны узкие, будто от скальпеля, а?
Я в это время миновал Никиту, заглянул в окно и пошел дальше, к двери в конце коридора, на ходу говоря:
– Напарник, это не кладовка, а ординаторская. Где ты видел в кладовке…
В дальнем, неосвещенном конце помещения блеснула вспышка, и позади Илья Львович вскрикнул. Я рухнул сбоку от дверного проема, согнув руку с пистолетом и направив ствол в темноту, а сзади загрохотало: Пригоршня, Шрам и Злой открыли огонь одновременно. Пули летели в полуметре надо мной, врезались во что-то, лязгая, звеня и глухо стуча. Кто бы там ни прятался, он либо был уже мертв, либо залег, и я по-пластунски быстро вполз в дверь. Один автомат смолк, и сразу за ним – второй. Откатившись, я вскочил, прыгнул за диваны, стоящие в полуметре от стены, пригнувшись и выставив перед собой «браунинг», пробежал за ними. Смолк третий автомат, в наступившей тишине стал слышен голос Звонаря, который что-то настойчиво втолковывал окружающим. Мигающий свет то слегка озарял эту часть комнаты, то гас, погружая ее во мрак. Я перекатился через спинку дивана, упал на бок, вытянув руку с пистолетом туда, где из коридора увидел вспышку, и замер. Звонарь прекратил болтать, стало слышно, как где-то за стеной капает вода.
– Химик! – негромко позвал напарник из коридора.
– В поряде, – ответил я, переворачиваясь на спину, а потом садясь. – Он один, и вы его завалили.
– Точно один?
– Точно. И мертвый. Идите сюда быстрее. Что там с Львовичем?
Они заспешили ко мне.
– Не волнуйтесь, молодой человек, меня лишь царапнуло, – произнес старик.
Обойдя тело рядового, прятавшегося за перевернутым креслом, древним и прохудившимся, – теперь в нем зияли сквозные дыры, – я присел на корточки возле круглого пролома в стене. И отпрянул, увидев склонившееся ко мне лицо, часть плеча, изогнутую руку, сжимающую пистолет…
Я повалился назад, задрав ноги и вытянув перед собой «браунинг». Солдат, возникший по другую сторону стены, почти в точности повторил мое движение, но сделал это на мгновение позже, потому что, в отличие от меня, не сидел на корточках, а лишь нагнулся к пролому.
Я выстрелил, и он выстрелил тоже. Моя пуля проломила его подбородок, его пронеслась над теменем, дернув волосы с такой силой, что моя голова откинулась назад, почти прижавшись затылком к спине. Чуть было не сделав задний кувырок и не сломав при этом шею, я выругался, привстал, упираясь в пол ладонью…
– Что, что там?! – раздался над самым ухом голос Пригоршни.
Солдат лежал по другую сторону стены – впрочем, теперь я понял, что это не стена, а хлипкая перегородка, – и больше не закрывал обзор. Взгляду открылось длинное помещение, озаренное льющимся откуда-то сбоку прыгающим красным светом. Слышалось потрескивание, шорохи: там что-то горело.
В дальнем конце несколько фигур – шесть или семь, я не разглядел, – друг за другом вбегали в дверь.
Я вскочил и крикнул:
– Они за стеной, по лестнице убегают!
Отпихнул кресло, схватил мертвого солдата за ноги, оттащил немного и бросился к одному из диванов, возле которого валялся перевернутый стул. Поднял его, метнулся обратно, на ходу замахиваясь. Обрушил стул на перегородку возле пролома, потом еще раз, еще – и он сломался окончательно, распавшись в моих руках. От пролома протянулась извилистая трещина, очертившая большой овал.
– Пусти! – сказал Пригоршня, и я шагнул в сторону.
Илья Львович прижимал ладонь к боку, рядом с ним переминался с ноги на ногу, иногда подпрыгивая, возбужденный Звонарь. Шрам и Злой ждали, подняв оружие.
