Настоящая сорока…
Когда я разглядел в зеленоватых тонах визора силуэт каптерки, над Зоной уже висела глухая безлунная ночь.
Бетонная будка с единственной дверью и узким оконным проемом стояла неподалеку от насыпи, среди груды сваленных рельс и опрокинутой дрезины, от которой почти ничего не осталось, кроме днища и намертво приржавевших колес. На локаторе каптерка была отмечена прямоугольником с условным значком паровозика, поэтому желторотые новички часто путали ее с заброшенным депо.
Света в окне не было.
Скорее всего — свободно.
Я приблизился к будке, переступая через мусорные завалы. Когда до входа оставалось метров десять-двенадцать, датчик аномалий настойчиво завибрировал, и я остановился как вкопанный. Вот те на.
Изображение, которое давал надвинутый на глаз визор, подернулось рябью помех. Кислотно-зеленые и темно-желтые тона перемешались, и мне пришлось сдвинуть окуляр наверх, чтобы не мешал. Теперь от него было больше вреда, чем пользы.
Я покрутил в пальцах болт, примериваясь, куда его сперва бросить — в сторону останков дрезины или к темному провалу входа в будку… И тут внезапный порыв ветра толкнул меня в спину, заставив сделать шаг вперед. Руку с автоматом приподняло и мягко потянуло за рукав куртки. Мгновение спустя, когда я даже еще не сообразил толком, что происходит, из-под ног с писком выскочила крыса и, еле заметная в ночном сумраке, рванулась вперед. Я инстинктивно отпрянул, и это меня спасло.
Крыса черным пятнышком прыгала с рельсы на рельсу, когда ее вдруг подбросило вверх и завертело. Тварюшка запищала так, что захотелось немедленно прикончить ее собственноручно. Ветер усилился. Только он дул отнюдь не в спину, как мне сначала показалось, а тащил меня спереди, будто сумел крепко ухватить за карманы разгрузочного жилета и лямки рюкзака.
Сработали рефлексы — спасители мои и хранители. Ноги сами, словно мощные пружины, распрямились, выталкивая тело прочь от центра миниатюрного циклона, в котором уже выворачивало наизнанку умолкшую наконец крысу.
Я вцепился в тяжеленную вагонную ось, наполовину вросшую в грунт, и еле успел схватить за ремень автомат, который сорвало с плеча и едва не унесло в набравший силу вихрь. Ободку с окуляром визора повезло меньше. Неудачно задев лбом о ржавое колесо, я обнаружил, что дорогостоящий прибор слетел и был незамедлительно пережеван стихией.
Окружающая местность слегка осветилась от мерцания, которое исходило от потревоженной аномалии.
Свирепый тайфун меж тем оказался не особенно разборчив в том, что молоть в труху: крысу, визор или прокатную сталь. Несколько обрубков рельс завязало узлом, сплющило и швырнуло в сторону с такой силой, что плотный ком с низким гулом унесся в сторону пролеска подобно снаряду. Попади он в меня — и… пиф-паф, братцы.
Спустя несколько секунд, так и не сумев полакомиться увесистой дрезиной, аномалия угомонилась, ветер стих, свечение потухло. На землю упал крошечный артефакт «кровь камня», за который можно было выручить разве что пару литров ханки у жадного новичка.
Я еще некоторое время продолжал лежать, инстинктивно прижавшись к толстой оси и намертво зафиксировав под мышкой «калаш». Кроме визора, с меня еще содрало полдюжины полезных вещей. К примеру, из карманов выволокло две ручные гранаты и оптический прицел ПСО-1, из мешочка повытаскивало почти все болты, а на портупее я не досчитался бухты прочной веревки. И как ее только сдернуло вместе с альпинистским карабином? Вот ведь зараза! Но по сравнению с моим бесценным телом это была сущая ерунда. Хотя отъюстированная «оптика»… А, ладно, фиг с ней, еще куплю.
Только теперь, постфактум, мозг полностью осознал факт: меня чуть было не втянуло в «карусель» — одну из самых коварных аномалий Зоны. В эпицентре «карусели» возникали неизвестные флуктуации вихревой природы, и, попав в зону активности, любое существо или предмет плавно втягивалось внутрь, где раскручивалось и деформировалось до неузнаваемости под давлением в несколько сотен атмосфер и в конце концов благополучно превращалось в отлично приготовленный фарш. Я не успел заранее обнаружить эту гадость на экранчике ПДА, потому что она была расположена слишком близко к каптерке, и их условные значки попросту слились.
Что ж, зато надежней стража на ночь не придумаешь.
Я поднялся на ноги и, по солидному радиусу обогнув эпицентр аномалии, зашел с восточной стороны каптерки, где находилось единственное окно. Немного пожужжав старым добрым электродинамическим фонариком «Жучок», я осветил внутреннее пространство будки и, оставшись довольным результатом, закинул туда рюкзак, а затем протиснулся сам. Теперь можно было почувствовать себя в относительной безопасности. Вряд ли какой-нибудь полудурок рискнет проникнуть сюда в темное время суток через узкое, отлично простреливаемое окошко. Ну а если вдруг нежданному гостю вздумается пожаловать с парадного входа — милости просим. До меня-то вихрь не достанет, а вот визитера мигом расслоит на карнавальные ленты.
— Карусель, карусель, кто успел, тот присел… — тихонько продекламировал я на мотив старой детской песенки. Скинул рюкзак, размял спину и закончил: — Прокатись на нашей карусе-е-ели.
Холодные консервы показались на редкость вкусными, а несколько глотков ханки приятно обожгли пищевод — маленькие радости всегда приобретают статус больших после злоключений. Мне похорошело. Особенно если учесть, что перед трапезой наконец удалось смыть с рожи грязь и продезинфицировать ссадины антисептиком.
Насытившись и поставив в оконный проем простенькую сигнализацию из натянутого на леске колокольчика, я позволил себе расстелить «пенку», скинуть надоевшую разгрузку и завалиться на спину, не забыв, конечно, положить рядышком автомат. Рюкзак я пристроил под голову вместо подушки.
Хотя дико клонило в сон, я некоторое время лежал и слушал ночь. Слушал Зону.
Тускло горел экран наладонника, работавшего в ждущем режиме. За входом едва заметно кружили на фоне серого пятна железной дороги листья — «карусель» тоже вздремнула, но была готова в любую минуту принять следующую жертву.
Я слушал ночь. Далекий металлический перестук с западной окраины Свалки, редкие вороньи крики, неясный шум со стороны болота, похожий на протяжные, жалобные вздохи. И едва слышный, скорее осязаемый самим естеством ветерок. Он не завывал, он даже не постанывал. Этот ветерок нежно ласкал все вокруг: километры искореженной техники и тысячи брошенных жилищ, помертвелые растения и гнилые столбы, не спящих чудовищ и потустороннюю энергию аномалий. Ветерок был легким дыханием Зоны. Чужим, жутким дыханием единого организма.
