Подойдя к ангару грузчиков, они миновали курилку с сидящими в ней Людьми. Вольготно, на показ окружающим, развалившись в развязанных позах, те, неспешно курили папиросы, выстраивая из бумажных мундштуков замысловатые фигуры гармошки. Зыркнув на проходящих исподлобья, по волчьи, они заставили трусливо втянуть голову в плечи Малого и непроизвольно зашарить рукой в поиски своей примитивной заточки из подобранного на кластере гвоздя двухсотки. Седой же, наоборот, скинул с себя торопливость, в движениях появилась вальяжность и расхлябанность. Взгляд наполнился вызовом, а губы скривились в усмешке. Войдя во внутрь помещения, мужчины прошагав по едва освещённому коридору вошли в зал столовой, где, возвышаясь над столами и раздачей их встретил Гангрена. Завидев Седого, тот, автоматическим жестом поскреб район груди и пробасил.
— Поздорову.
— Поздорову.
Прохрипел в ответ Седой, располагаясь после приглашающего жеста Гангрены за столом.
— Каким ветром к нам в хату?
Продолжил разговор, присевший на жалобно скрипнувший стул под его тушей, гарилоподобный мужчина. Седой, сверкнув фиксами, ухватил стоящего статуей Малого и вытянул того на обозрение Гангрене.
— Вот, зашёл крестника на жилье определить. Он пока совсем не в теме местной. Оттого пригляд нужен, пусть в начале среди народа оботрется, а там, глядишь и до Человека дорастёт.
Гангрена в молчаливой паузе принялся разглядывать стоящего возле стола Малого. От чего тот еще больше съёжился, явно страшась Гангрены. Наконец, сделав для себя какие-то выводы, он пророкотал.
— Бугром сразу не поставлю. Пускай сначала обрисуется по жизни, а там я тебя услышал.
— Добро.
Проговорил вставая из-за стола Седой.
— Если тема какая мутная нарисуется…
Легким кивком головы он указал на замершего серой мышкой Малого.
— Ты мне маякни.
Состроив что-то похожее на улыбку, Гангрена пророкотал.
— Заметано.
И незаметно для стоящего растерянно и испуганно Малого, взял протянутый Седым, небольшой, тряпичный мешочек с десятью горошинами.
Виктория, завидев вошедшего в кабинет больницы Седого, выскочила из-за своего стола и наплевав на все правила приличия, повисла на нем, накрепко обхватив мужчину руками. А затем, рассерженной кошкой, отскочив от него в сторону, уперев руки в бока своего белоснежного халата, закатила скандал.
— Вот ты нормальный человек. Не мог с КПП позвонить что вернулся домой. Я как дура сижу в пустой больнице. Ни встретить нормально, ни чего, не приготовить домашнего. Когда же тебе надоест бегать с вашей Настькой придурочной за забором. Что лыбишься фиксами сверкая у меня из-за тебе беса окаянного ни семьи нормальной, ни знания, что живой нету. Сволочь ты татуированная. Прибью собственноручно, кода-ни будь
Седой, подшагнув к раздухарившейся Виктории, обхватив ее за талию повалил на стол, сметая лежащие на нем предметы, зубами сдирая белоснежный халат с пытающийся отбиваться женщины. Оторванные пуговицы с вибрирующим звоном разлетелись по кабинету, закатываясь в самые дальние углы под мебель, а из сопротивляющейся тигрицы, женщина превратилась в недовольную кошку, фыркающую и выражающую свое негодование. А дальше все закрутилось в бешенном ритме сливающихся тел. Слетел на пол камуфляж с Седого, обнажая крепкое, мускулистое тело мужчины, сплошь расписанное синей вязью татуировок. Полностью обнажившееся женское, белое, не загорелое, поддающееся словно расплавленный воск под натиском накинувшегося на него мужчины. Стоны, вздохи, разгоряченное дыхание, закинутые ноги на плечи, врезавшийся в спину, угол стола и наконец, разлетевшийся эхом из кабинета по пустому помещению больницы, отборный мат, выкрикиваемый женскими устами.
Настя, стояла у зеркала в своей комнате и растерянно хлопала ресницами. Подаренное Татьяной платье в горошек было ей мало. Мало того, оно разошлось по швам при настырной попытке влезть в него. Смотря на свое отражение, она все больше начинала психовать. Крепко сбитая, мышцатая с выступающими венами и взглядом готовой броситься в атаку змеи. Подражая виденным когда-то в прошлой жизни спортсменам, она напрягла мышцы на руках и ногах отмечая как те раздулись от напряжения под глухой треск не дорвавшихся сразу швов. Замерев в такой позе на несколько секунд, женщина внимательно разглядывала себя, а затем, зарычав от накатившей злобы, схватила надорванное платье и принялась с остервенением разрывать его на куски, выплевывая на него обвинительные слова.
— Тварь. Поганая тварь. Мразота. На лоскутки разорву.
В момент, уловив шорох за спиной она подсознательно сделала шаг в сторону резко разворачиваясь и утыкаясь взглядом в стоящую за спиной Татьяну. Отбросив превращенное в драные лоскуты платье, она схватила стоящую напротив нее растерянную женщину за отворот и резко притянув ту к себе, зарычала на нее.
— Ты где шляешься, звездень стабовская? Что, в головенке причесанной ни каких мыслей кроме работы нету? Без тебя в баре жопой покрутить некому. Или в сторону борделей щелью протекла? Бизнес вумен недоделанная. Ни пожрать дома нету, ни уборки нормальной. Ладно я, так, тапочки ненужные, пнула и забыла за ненадобностью, а если муж домой придет. Тебе что на семью наплевать…
Уже кричала Настя ей в лицо, с легкостью тряся в своих руках ошарашенную Татьяну, безуспешно пытающуюся вырваться из стального захвата женщины.
— Ты что манда разношенная, за старое уцепиться пытаешься. Узнаю, а я узнаю если что, дохнуть будешь долго. Голос сорвешь, умоляя меня побыстрей прибить тебя.
И с силой отшвырнув от себя бледную, трясущуюся в испуге женщину, усевшись на пол, подтянув к себе колени в голос зарыдала, ладошкой размазывая по лицу бегущие ручьем слезы.
Татьяна, ощупав разошедшийся по швам от тряски деловой костюм, переводя испуганный взгляд с беспомощной, сотрясающейся в истерике Насти на разорванное платье, валяющиеся на полу, сделала к женщине осторожный шаг и присев возле, попыталась погладить ту, успокоить. Но внезапно ее за шею захватила мускулистая рука ревущей на полу Насти и рывком притянув к себе, женщина впилась в нее горячим поцелуем. Сама, не понимая себя, Татьяна, вместо того что бы отстраниться прочь, подалась вперед, навстречу этому запретному, безумному действию. А дальше их закрутило в опьяняющем водовороте страсти они горячо целовались, терлись телами друг о друга, показывали свои знания потаенных желаний. Пока в какой-то момент, Настя не почувствовала, как ее тело началось выгибаться дугой и громкий крик взорвавшейся в сознании разрядки, разнесся по комнатам.
Обнятая крепкими руками Татьяна, отдышавшись, положила голову на грудь Насти и смотря, не моргая в потолок, проговорила.
— Полегчало?
— Да ладно тебе. Подурачились по девичьи ничего страшного.
Проговорила Настя, удерживая пытающуюся встать Татьяну.
— Пусти в душ пойду.
Но крепко прижимающие ее к телу руки не разжались, а наоборот продолжили цепко удерживать ее.
— Полежи еще немного, потом пойдешь.
Попросила Настя, начиная пальчиком поглаживать ее в низу живота.
Чех, одетый в яркий спортивный костюм с надписью adidas, входя пружинистой походкой в бордель как всегда волновался. Нет он далеко не первый раз в этом греховном заведении, но почему-то волнение накатывает на него каждый раз. Девчонки, что работают здесь это видят и начинают подтрунивать над мужчиной как бы невзначай выставляя свои прелести на показ перед ним. Сжав разжав кулаки и пригладив рыжую бороду, он указал администраторше сразу на двоих жриц продажной любви, стоящих на выбор перед клиентом в линию.
— Вот эти. Две нормально будет. Это, на всю ночь кароче.
После чего, под внимательным взглядом администраторши, достав увесистый тряпочный мешочек, отсчитал горох по тарифу. Войдя в номер на втором этаже, мужчина, не заморачиваясь просто поскидал с себя одежду на стоящий у стены стул по привычке в порядке одевания, а не снятия. И повалившись на кровать с пахнущими свежестью простынью, указал на неспешно раздевающуюся женщину.
