Так нерасторопность канониров японских крейсеров и несогласованность действий всех вымпелов эскадры позволили русским выпустить десятки снарядов до того, как они начали получать в ответ. И пусть большая их часть приходилась на практически безвредные 37-мм бронебойные малыши, выпущенные кормовыми револьверными пушками по кинувшимся вслед канонерке миноносцам, даже они умудрились найти свои жертвы. Что уж было говорить про два восьмидюймовых и столько же шестидюймовых чемодана уже успевших попробовать на прочность корабли Императорского Флота Японии. Третий, поразивший корму «Такачихо» 152-мм снаряд, полностью вывел из строя кормовое орудие, при том, что свою лепту вносили и снаряды меньшего калибра куда более часто рвущиеся на борту и палубе японского бронепалубника. В результате, когда к орудиям подали таки первые снаряды, по русской канонерке могли вести огонь лишь пара шестидюймовок «Такачихо» и столько же 120-мм пушек ушедшей вперед «Чиоды». В результате Мори был поставлен перед непростым выбором – продолжать идти вслед даже не думающей менять курс «Чиоды», чей командир, по всей видимости решил перекрыть путь заметному даже с такого расстояния и уже давшему ход «Памяти Азова» или попытаться принять вправо, чтобы ввести в бой еще два оставшихся невредимыми 152-мм орудия.
Не имея много времени на обдумывание плюсов и минусов того или иного решения, капитан 1-го ранга Мори здраво рассудил, что с одной то канонеркой броненосный крейсер справится играючи, не смотря на уже полученные повреждения, а вот против русского крейсера, по водоизмещению превосходящего «Чиоду» с «Такачихо» вместе взятых и вооруженного уже четырьмя такими же восьмидюймовками, что как раз устроили заметный пожар на борту «Асамы», капитану 2-го ранга Мураками в одиночку было не совладать. Более того, обоим японским крейсерам вряд ли было по силу справиться с таким крупным, да еще и бронированным противником. А вот задержать его до того, как будет пущена на дно эта бешенная канонерка – вполне по силам. Тем более что последняя уже вовсю полыхала, получив с дюжину попаданий снарядами среднего калибра. Плюс подрыв самоходной мины, вошедшей в левый борт «Корейца» в районе машинного отделения, не оставлял русским ни малейшего шанса на спасение.
От одновременного подрыва обрушившихся на корму и правый борт снарядов, просвистевших буквально над головой тех, кто находился на ходовом мостике, канонерка даже просела в воду. Помимо японских снарядов, сдетонировала солидная часть русских, что уже были поданы к орудиям, отчего взрыв действительно вышел ошеломительным. Из разверзшегося на верхней палубе филиала Ада во все стороны полетели обломки и перекрученные в невероятных позах тела моряков. В одно мгновение «Кореец» потерял ретирадную пушку, три девятифунтовых орудия и кормовые револьверные пушки вместе с их расчетами. Стоило облаку взрыва остаться за кормой продолжавшей потихоньку разгоняться канонерки, как взгляду предстала удручающая картина – все находившееся в промежутке от кормового орудия до дымовой трубы было раскурочено, разбито, либо сметено за борт. А на остатках палубы и обломках шлюпок разгорался нешуточный пожар. Из тех, кто находился на мостике, погибли сигнальщик Кузнецов и мичман Дурново. Все остальные отделались контузией. На их счастье единственная дымовая труба канонерки приняла на себя весь рой осколков, превративших ее в дуршлаг. Однако, хоть и затапливаемые через подводную пробоину, но продолжавшие работать машины не пострадали, и потому «Кореец» упрямо продолжал идти вперед, все больше сближаясь с броненосным крейсером, до которого оставалось не более кабельтова.
Перед глазами витали сплошные круги, в промежутке между которыми то и дело проступало лицо мичмана Дурново. Именно его стеклянный, сосредоточенный на одной точке, взгляд заставил Беляева сдвинуться с места.
- Эй, мичман, вставай, - с трудом подползя к вахтенному начальнику, капитан 2-го ранга принялся тормошить того. Внезапно кто-то схватил его самого за плечо и, приподняв, развернул к себе. Это оказался лейтенант Степанов, незадолго до того убежавший с мостика руководить огнем последней оставшейся восьмидюймовки. Беляев видел, что тот пытался что-то сказать, но в ушах стоял непрекращающийся гул, и потому разобрать что-либо не представлялось возможным.
- Лейтенант, надо таранить японца, - не слыша самого себя, прокричал Беляев и махнул рукой в сторону возвышающегося впереди крейсера. - Еще один залп и нам конец. Надо успеть нанести им как можно больше повреждений.
Понимая, что командир ничего не слышит, лейтенант закивал головой, давая понять, что все понял и, аккуратно опустив Беляева на палубу мостика, кинулся к штурвалу. Не смотря на царящий на борту кошмар, там уже успели заменить оглушенного и потерявшего сознание рулевого, так что артиллерийскому офицеру осталось лишь указать рукой направление, да прокричать в переговорные трубы о скором таранном ударе, в надежде что в машинном и котельном отделениях его услышат. Последнее, что он успел сделать, прежде чем весь корабль дернулся, словно дикий мустанг под седлом, это вцепиться в поручень, с куском которого он и улетел за борт, когда нос канонерской лодки с душераздирающим скрежетом рвущегося металла впился под углом близким к 45 градусам в борт «Асамы» как раз напротив второй дымовой трубы. И на все это глазами, в которых плескался истинный ужас, наблюдали моряки и солдаты императорской армии с бортов как раз проходящих мимо судов. Всего одной картины разыгравшейся прямо на их глазах трагедии стало достаточно для понимания того ужаса, что вскоре обещали обрушить на их головы западные демоны, в пасть которых они влезли по воле своего императора.
Капитан 1-го ранга Руднев опустил бинокль и прикрыл глаза. С того момента, как «Кореец» снялся с якоря, Всеволод Федорович не покидал правого крыла мостика, откуда открывался наилучший вид на южный фарватер. Да, он уже прекрасно знал, что ждет находящихся в Чемульпо русских моряков, но все равно не смог сдержать эмоций, когда на горизонте появились множественные дымы приближающиеся к порту. Нет, естественно он не начал визгливо голосить, подобно зажатой босотой в переулке гимназистке. Да и бинокль не обрушился на ограждение в порыве негодования. Более того, даже стоявший в каком-то метре сигнальщик не расслышал, что именно пробурчал себе под нос главный человек на корабле. Но загиб, озвученный скорее для себя, нежели для окружающих, вышел у командира «Памяти Азова» знатный. Наверное, за все десятилетия службы с его уст прежде не срывалось ничего столь же резкого.
Представив же себе, что могло произойти, не сработай разведка на отлично, он лишь добавил к первому загибу не менее живописный второй. Кто бы мог подумать, что затихорившиеся в последние годы служащие пароходства «Иениш и Ко», ни в коем случае не перестали воевать. Просто перенесли поле битвы с куда более привычной им морской глади в область специалистов плаща и кинжала. Агенты, шпионы, простые доносчики и даже целые экипажи пароходов находящихся под флагами других государств по крупицам собирали информацию о планах японцев на начало войны. Ничем иным объяснить факт наличия в сейфе его корабля пакета с четким приказом подписанным командующим Тихоокеанским флотом – вице-адмиралом Макаровым, и то, что пароль дающий право вскрыть этот самый пакет озвучил один из давних последователей Виктора Христиановича, было попросту нельзя. И вот теперь именно его кораблю предстояло стать одной из первых фигур русского командования, что будут сдвинуты на доске уже начавшегося противостояния. Радовало в сложившейся ситуации только одно – судя по всему, большая часть фигур, что вскоре точно так же должны будут покинуть свои клетки, уже давно были расставлены и лишь ждали отмашки игрока. А вот что расстраивало, так это куцый срок, отведенный на подготовку к грядущему бою. Тем более, что в отличие от действий на канонерской лодке, все приготовления на крейсере приходилось производить скрытно, дабы не насторожить тех же англичан и американцев, которых никак нельзя было заподозрить в поддержке России в грядущем противостоянии. Именно по этой причине пары поддерживались лишь в одном котельном отделении. Именно по этой причине, прежде чем ринуться на подмогу «Корейцу», требовалось дождаться проявления акта агрессии со стороны японцев.