завести детей?
— Новый статус, новые возможности, я же говорил.
— И вы отпустили его дочь? Которая может такое?
— Она сбросила свой потенциал, разменяв на коррекцию причинно-следственной линии. Скорее всего, набрать заново просто не успеет. Но за ней присматривают, конечно. Мы не людоеды и не убиваем детей без веской причины.
— А с веской, значит…
— Всякое случается. Для меня вы все дети, и мне каждый раз тяжело. Но кто-то должен. Так что скажешь, дорогая девочка?
— Скажу: «Иди в жопу, Мелехрим». У людоедов тоже веская причина есть детей — кушать очень хочется! Так что я буду делать что хочу и как хочу!
— Как и всегда, Аннушка, как и всегда. Но имей в виду, что я буду поступать соответственно…
* * *
— Так о чём был разговор? — повторил я.
Аннушка задумалась, помолчала и ответила после паузы:
— Да так, о разном. Не бери в голову. Нога работает?
— Отлично работает.
— Это хорошо. Чую, беготни будет много…
Скорая помощь
«Мчались как ненормальные» — это определение обычной рядовой поездки с Аннушкой, так что как охарактеризовать сегодняшний перегон, я даже и не знаю. Слово «безумие» представляется слишком мягким и не отражающим ситуацию. Впервые почти весь маршрут мы летели в тумане Дороги, выскакивая в срезы ненадолго и редко. На девушку было страшно смотреть — она словно истончалась, бледнея осунувшимся лицом. Когда мы встали на привал, я выдохнул с облегчением — боялся, что загонит себя.
— С тобой уже можно разговаривать? — спросил я, когда Аннушка села прямо на землю, привалившись спиной к колесу.
— Сначала виски, — помотала она головой.
Я достал из кузова раскладной стул, поднял её и усадил туда, потом выудил из-за сиденья дежурную бутылку и наплескал в стакан.
— Ужинать будешь?
— Не хочу, но надо, наверное.
— Ещё как надо, от тебя одни глаза остались, и те сумасшедшие. Зачем ты себя гробишь?
— Затем, что у каравана этот маршрут занимает полторы недели, а нам надо успеть за два дня. За меня не бойся, я живучая, оклемаюсь.
— Сварю тебе каши, ладно?
— Пойдёт. И сладкого чая сделай.
— Обязательно, — я запалил газовую плитку и поставил воду. — Но куда мы так летим?
— В срез йири.
— Это там, где это, как его, типа дирижёра?
— Оркестратор. Да. Там.
— Мы же там были не так давно?
— Мне кажется, ребята в опасности. Они, конечно, балбесы, но не бросать же. Боюсь, поговорив с Мелехримом, я подтолкнула события.
— Смотрю, разговор был непростой.
— Не то слово, блин. Сижу и думаю, на кой чёрт я в это ввязалась? Столько лет держалась в стороне, а теперь вдруг навалилось как-то… Какое мне дело до вселенских раскладов? Там одно сплошное говно, куда ни глянь, и даже те, которые вроде «хорошие», на поверку выходят такими же говноедами, как те, что «плохие». Но как ни прикидываю, а спрыгнуть с темы не могу. Понимаешь, о чём я?
— Ещё как понимаю. Воюешь ведь тоже не за всё хорошее против всего плохого, и даже не за Родину, по большому счёту. Родина — она слишком большая, её, конечно, имеешь в виду, но в атаку идёшь за тех, кто рядом в окопе сидит. Потому что если ты не пойдёшь, то кто их огнём поддержит? И они тебе даже не обязательно друзья, и не факт, что хорошие люди, и на гражданке вы, может, морду бы друг другу набили, но как-то выходит, что здесь и сейчас их жизни тебе дороже своей.
— Ну да, наверное, — кивнула Аннушка. — Не скажу, что то же самое, но что-то в этом есть. Ту же Лиарну я всегда за упёртую дуру держала, Кван тоже небольшого ума, Ирка там самая вменяемая, но только за счёт Сени, который ей периодически мозги на место вправляет. Чёрт, да я свалила из Школы именно потому, что глаза мои бы на них всех не глядели, придурков. Но если Мелех скормит их очередному хтоническому высерку из тьмы веков, это будет вообще ни разу неправильно.
— А он скормит?
— Сдаётся мне, что да. Он много чего наговорил, но я его знаю и вижу, что ещё больше он не сказал. Очень похоже, что началось нечто вроде кризиса двадцатилетней давности, с очередным переделом всего.
— А что было двадцать лет назад? Лично я тогда ещё в школу ходил…
— Прости, если тебя это шокирует, но я к тому времени из Школы давно сбежала. Не могу сказать, что была в центре событий, но моя лучшая подруга…
— Ольга?
— Она самая. Оленька была на первых ролях, а я ей помогала по мере сил. Это, впрочем, не означает, что я в курсе всех интриг и раскладов чёртовой «Гонки за Искупителем».
— Что-то я про Искупителя слышал… — озадачился я. — Тот шаман, который чуть не спалил нас с Гемантой на костре, его поминал.
— Религия такая.
— Я догадался. Если тебя собираются сжечь, то это либо религия, либо термобарический боеприпас.
— Она во многих срезах присутствует, хотя по форме и отличается. У вас, Ольга говорила, вместо Искупителя Спаситель, но суть та же: «Давайте кто-то умрёт за нас! Если ему не очень хочется, то мы поможем, а если никто не вызывается сам, то мы назначим».
— Да, звучит знакомо, — согласился я, снимая кашу с плитки и ставя на её место чайник. — Но я не знаток. И как, умер?
— Я так и не поняла. Так-то в процессе много кто умер, даже меня пару раз чуть не грохнули, но где там мистика, а где просто власть делили, хрен их разберёт.
— Хоть поделили? — я подал ей миску и ложку.
— Ну, так-сяк. Видимо, не до конца, придётся переделивать.
— А, ну да, — кивнул я, — у нас тоже постоянно недовоёвывают, и через какое-то время приходится перевоёвывать по новой. Люди, похоже, везде одинаковые.
— Ничего, что я тебя в это втягиваю? Ты вроде говорил, что навоевался?
— У меня теперь снова две ноги.
— Я серьёзно.
— А если серьёзно, то мне важна только ты. Куда ты, туда и я. Воевать так воевать. В конце концов, это одна из немногих вещей, которые я умею.
— Я уже говорила, что ты зря в меня влюбился?
— Несколько раз.
— Тогда добавить мне нечего. Ладно, давай чаю попьём и спать. Вымоталась, ты себе не представляешь как.
* * *
— Не спишь? — спросила
