одного взрослого тауро, поэтому я сходил ещё несколько раз с вёдрами туда-сюда. Последнюю пару вёдер принёс нам с Ви, наполнить фляги, попить самим и умыться. Вода из колодца оказалась холодной до ломоты в зубах, но невероятно вкусной. Когда мы закончили с гигиеническими процедурами, собирались уже перекусить на сон грядущий, к нам в хлев постучавшись вошёл Зисс, напустив целое облако морозного пара снаружи.
— Кир, — поприветствовал он меня.
Я со степенным кивком ответил:
— Зисс.
— Кир, у наша быть есть ужин. Хатан-Аба прислать моя за твоя. Приглашать кушать, мал-мал выпивать с наша, как дорогая гость.
Несмотря на усталость и обилие впечатлений, до сих пор остались силы, очень захотелось рассмеяться на транслируемую важность и помпезность.
— Признателен за оказанную честь, Зисс, — склонил я голову, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал без иронии. — Могу я взять свою спутницу, разделить трапезу вместе с нами?
Получив согласие, мы втроём прошли в самое большое, не тронутое временем здание, вероятно, раньше выполнявшее роль казармы или чего-то вроде этого.
— Хатан-Аба — это кто? — спросил я тихо у Ви.
— Во главе рода дигов всегда стоит главная женщина, — шепнула почти одними губами она. — Её и называют Хатан-Аба. Это переводится примерно как «уважаемая мать». Приглашение разделить пищу — знак доверия у дигов, а отобедать с Хатан-Аба…
Она замолчала. Или сама не знала, или слова не могла подобрать.
— Так у них матриархат? — с удивлением переспросил я.
— Ну да, ля, он самый, — кивнула Виториа. — Только это у них не осознанный выбор, а на биологическом уровне. Встретить дигов на поверхности можно, это не редкость, но вся их лядская долгая жизнь проходит в подземельях. Если подземелий нет, они их строят.
Тем временем мы вошли внутрь. На входе нас встретили несколько дигов охраны и две жарко пылающих печи.
— Топятся игнисом, — снова пояснила мне ван дер Аристер. — Поэтому мы не видели дым, даже когда под воротами стояли.
— Игнисом?
— Огненным-камнем… — как маленькому ребёнку пояснила мне Ви очевидное.
Через небольшие щели в топках я видел жаркий голубой огонь, словно горел газ и расслышал гудение пламени.
Весь род дигов от мала до велика собрался в большом, хорошо протопленном помещении, но в просторном зале было тихо. Я увидел больше двух десятков почти голых детей, и от этой тишины становилось жутковато. Я хоть потерял память, но прекрасно знал, что такое количество детей настолько тихо вести себя просто не должны.
Молодые диги выглядели почти так же как старшие. Они казались уменьшенными их копиями. Худые, морщинистые, несуразные, серокожие и серьёзные. Взрослые также были одеты довольно скупо, поэтому я имел сомнительное удовольствие сравнить их фигуры с детскими. Единственным отличием была более тёмная кожа, размеры и более развитая мускулатура у взрослых особей.
Зал хоть и был большим, но потолок для такой площади явно оказался низковат. В стены были вмонтированы солнечные камни, но немного и равномерно. Вокруг царил полумрак. Диги, оказавшиеся по большей части мужчинами, сидели и лежали на широких лавках, расставленных вдоль стен.
— Идёмте-идёмте, — поторопил нас Зисс. — Нам туда быть надо.
Я смотрел во все глаза на тела людей. Людей ли? Даже если они имели отношение к человеческому виду, то тела их были поражены непонятной мне мутацией. Далеко не все мутации одинаково полезны. Скорей даже наоборот. Часть из них являются нейтральными и никак не влияет на организм и качество жизни, другие оказываются вредными или даже несовместимыми с жизнью. Но иногда… Очень иногда возникают полезные изменения. Сейчас я не помнил откуда, но точно знал одно: мутации сырой инструмент естественной эволюции. Условия жизни отбирают наиболее приспособленных существ, а менее перспективные просто не выживают. Успешных — исчезающе мало, а неудачников большинство. Смертность, в том числе и внезапная, не что иное, как инструмент отбора.
Если мутация даёт явное преимущество, она закрепляется в виде и передаётся из поколения в поколение. Так работает естественный отбор. Так, эволюция вколачивает тупыми деревянными гвоздями в наши тела свои изменения.
Чтобы понять, являлись ли диги людьми, мне нужно было ответить самому себе на один важный вопрос: что такое быть человеком. Вроде бы рак тоже представляет собой что-то вроде мутации. Можно ли считать ракового больного меньше человеком чем все остальные? А на вопрос, что такое человек философы неторопливо размышляют по сей день, насколько мне известно.
Откровенно говоря, пересекая длинный зал под молчаливыми взглядами нескольких сотен существ, я сожалел, что согласился на это приглашение. Устал. Мне бы хватило и той копны соломы, которую я уже опробовал на мягкость. Но не хотелось обижать отказом Зисса, пустившего двух усталых, замёрзших путников и пригласившего нас на ужин с таким придыханием. В общем-то, я тут из-за него. Покосившись на Ви, убедился, что та также без восторгов.
В конце зала перед нами открыли высокую двустворчатую дверь, и мы прошли в меньший по размерам зал, но потолок тут был значительно выше, а убранство богаче. Длинный стол и стулья с высокими спинками вдоль него. У одного конца стояло несколько блюд и было занято одно единственное кресло.
— Кир, это Хатан-Аба Гриви. Хатан-Аба, это быть Восходящая Кир, про которого твоя интересоваться. Это быть его бабёнка…
— Виториа ван дер Аристер, — с неожиданным достоинством представилась Ви, положив руку на эфес сабли и совершив что-то вроде реверанса. — Шевалье.
Я кивнул хозяйке и украдкой посмотрел на спутницу. Шевалье значит? Впервые слышу про шевалье женщину. Хотя если учесть, что этот мир не знает гендерных различий из-за системы Восхождения, то почему бы нет. Шевалье — так шепелявые французы называли рыцарей и вроде бы потом начали именовать безземельных дворян. А что? В принципе, всё сходилось. Странная штука память… Про то, что означает понятие «шевалье» я помню, но ничего про себя.
— Ступай, Зесс, — я поднял взгляд и рассмотрел в полумраке женщину, — Приветствую вас. Присаживайтесь, разделите со мной ужин.
— Но… — запротестовал было он.
— Ступай, ступай, — мягко сказала Хатан-Аба.
И он вышел из зала, мягко претворив за собой дверь. Я отодвинул стул, ухаживая за Ви. Та посмотрела на меня совершенно диким взглядом, но в своей неподражаемой манере комментировать не стала, а устроилась на тяжёлом стуле. Усевшись рядом, я наконец спокойно рассмотрел «уважаемую мать» Гриви.
