Они зашли в отгороженный угол, потеснили Ванко, дежурившего у раненого. Лекарь спокойными отточенными движениями ощупал тело.
– Ну, портные, вам бабы кожухи лучше штопают, – мрачно вздохнул он, вытирая руки о тряпицу.
Спасенный, по своему обыкновению, вроде как бодрствовал – взахлеб расставлял то ли охотников по номерам, то ли бойцов в засаде, то растягивая, то глотая слова, отдавал команды.
– Ну, Сивый, не неволю, подумай, на ярмарке соберетесь все, тоже обсудите. Мы там будем, поговорим, я слов на ветер не бросаю, – раздался совсем рядом голос Полка. – Ну что тут у них?
Полог распахнулся, и в угол протиснулись командир гостей и старейшина.
– Сдохнет, – вяло ответил Лекарь, – надо руки резать, эту по локоть, а эту всю, к чертовой матери… и ногу. Хотя – нога потерпит, сразу все отхватить – сердце не выдержит. Обратно будем идти – посмотрю, может, и оставлю. А руки сейчас сделаем, много времени не надо, зашью хоть по-людски.
– Может, ты ему и морду перешьешь? – поинтересовался Сивый. – Кому он нужен без рук-ног, да еще с такой рожей? – кивнул он на изуродованное лицо. – Крепкий мужик – оклемается, если Божья воля будет, а нет, так похороним как человека, нечего обрубком смерти ждать.
– Так давай я сразу зарежу – и вам спокойнее, и ему страдать меньше.
– Как были все лекари – только кромсать могли, так и остались, пусть так пока. Совсем худо будет – резать дело нехитрое, сами управимся.
– Ну смотри, я предложил, – ухмыльнулся Лекарь.
Ванко встревоженно переводил взгляд с одного спорившего на другого. Резать своего подопечного он не позволил бы никому. Раненый замолчал и лежал смирно, только глаза его, как обычно, то замирали в какой-то точке, то начинали метаться с неуловимой быстротой. На этот раз они остановились на Лекаре.
– Док?! – хрипло, но разборчиво вдруг процедил он.
Все замерли.
– Док, мать твою! – взвился, выгнулся дугой в постели спасенный. – Да штопай же ему брюхо – сейчас кишки вывалятся!
Раненый вновь провалился в пропасть давно прошедшего боя, упомянул Дока еще несколько раз, обозвал сукой и вновь затих. Лекарь как-то странно, с болью всмотрелся в лицо лежавшего перед ним человека.
– Знаешь его? – поинтересовался Полк.
– Кто его разберет – половины лица, считай, нет, – пожал плечами Лекарь. – Может, и встречались где, а может, просто бредит…
– Ладно, поехали, нам сегодня в поле ночевать, до встречи на торгу. Сивый, добей бедолагу, все знают – труп, никто не осудит.
– Езжай с богом, сами разберемся, – буркнул в ответ старейшина.
Попроси слепца описать полет бабочки. Как дрожат ажурные усики и трепещут лепестки крыльев, переливаясь яркими красками в лучах восходящего солнца. Заставь глупца разъяснять таинства мироздания, секрет зарождения Жизни и бесконечность Вселенной. Лжецу не составит труда рассуждать о прекрасных местах, куда ни разу не ступала его нога. Хочешь побольше узнать о Богах и Героях? Рассказать? Так слушай, но помни: все мы слепы, неразумны и лживы.
Куда приходят люди, чтобы отрешиться от забот прожитого дня, забыть ужасы и боль постигших утрат? На обочине Дороги разместился трактир, каких много существовало до войны и немало осталось после. Трактир – это не только приют для уставших путников, это и торговый центр, и центр развлечений, и центр новостей. Трактир – средоточие Жизни. Что делают люди, когда, вкусив утех, предлагаемых трактиром, осознают, что не в состоянии рассчитаться, либо просто их неугомонный нрав рвется наружу, сметая преграды? Они ломают мебель, бьют посуду, избивают бармена, портят отдых другим постояльцам. Трактир берет себе вышибалу. Наш вышибала высок и неплохо сложен, словом, выглядит почти как настоящий. Почти, за исключением одного «но» – он мертвецки пьян. Точнее, все время, когда он не спит, – он мертвецки пьян. Интересующиеся подсчитывали – за день он выпивает больше любого посетителя. Однако его состояние не мешает работе – когда приходит время, вышибала действует точно и холодно, словно голем. Правда, он не всегда умеет остановиться и часто убивает противников, но это только на руку репутации трактира – гости стараются вести себя пристойно. Хозяева довольны вышибалой, он непритязателен – пища, выпивка да кров – и беспрекословен, похоже, хозяева имеют власть над ним. Он сидит в своем темном углу наедине с бутылью браги и остывшей похлебкой, посетители боятся его, обслуга чурается, он одинок в этом самом людном на сотни миль вокруг месте. Его не считают человеком, даже Хозяин не считает его человеком, он – цепной Пес. Он знает об этом, и ему все равно, потому что он знает еще нечто, о чем не догадывается никто из окружающих, знает о том, что на самом деле он мертв.
Он умер, умер очень-очень давно, и запах тлена медленно разрушает его уставшее сознание.
Много может быть праздников у горстки людей, оставшихся наедине с безжалостным миром? Их будни заполняет борьба за существование – упрямая, отчаянная битва с окружающим: погодой, дикими животными, соплеменниками, утратившими человеческий облик. У людей просто не осталось знаменательных дат. В богов верят, наверное, даже больше, чем раньше, но поклоняются в спешке, на ходу – есть ли смысл говорить с теми, кто отвернулся? Возможно, окончание каждого прожитого дня в этой суровой действительности – праздник. Нет, встреча нового утра лишь облегчение, не более. А вот весенняя ярмарка – действительно праздник. Люди издревле отмечают уход зимы, радуясь возрождению Жизни, они веселятся и на короткое мгновенье забывают о проблемах. Первый день ярмарки – праздник вдвойне, его ждут целый год, мерзнут, голодают, трясутся в страхе… и ждут. Он наступает, и кажется, ликование сердец передается самой природе – она преподносит сюрприз, обычная пелена облаков расползается по швам и являет Миру ярко-синюю полоску неба с ослепительно горящим солнцем.
Сивый с родичами прибыли к причалам Осетрова одними из первых, отправились, лишь только Кута освободилась ото льда, хотелось занять места получше вблизи городских стен, да и прицениться было бы неплохо еще до начала ярмарки. К третьему дню хуторяне находились в городе чуть ли не на правах старожилов – были в курсе всех сплетен, шныряли по всему торжищу в поисках знакомых, помогали размещаться, участвовали в ночных патрулях. Жизнь бурлила. Не осталось без внимания и появление отряда Полка. В отличие от остальных, всадники чинно проследовали внутрь городских стен и разместились под их прикрытием где-то в домах горожан. С командиром отряда было знакомо большинство прибывших старейшин, похоже, до начала ярмарки он успел посетить многие близлежащие поселки. Сам же Полк уже второй день просиживал в городском совете.
