— Ну, я бы не рискнул, на его месте, попади мне в руки такие труды, выпускать их в свет.
— Вот, вот. Но есть ещё одно но. В те времена Русь была весьма просвещённым государством, её библиотеки постоянно пополнялись за счёт войн, набегов на язычников, конфискации оных у опальных бояр и монастырей. Кроме этого уже в середине двенадцатого столетия Андреем Боголюбским была основана печатная типография. Но вот в чём заслуга Ивана Грозного, так это том, что он ввёл первую на Руси цензуру.
— И каким это образом?
— Очень просто он ввёл запрет на продажу книг, не соответствовавших христианскому мировоззрению. Во времена его реформаторского правления такие книги изымались и сосредотачивались в подземных монастырских хранилищах, под присмотром монахов и за серьёзными инженерными заграждениями. Таким образом, допуск ко всем этим хранилищам имели только строго ограниченные особы. Но Русь она есть Русь, и смуты здесь возникали постоянно, так вот во время тих смут, в хранилища попадали и посторонние люди, отсюда мы можем судить о том, что собрания книг, да и не только книг были достаточно обширными.
— Так, что получается всё это безвозвратно утеряно?
— Почему? Далеко не всё, хотя нужно сказать, что после революции и начала гонения на церковь, многие хранилища очень сильно пострадали. Но и книге в них очень часто были не оригиналами, а обычными списками с других, хранящихся в библиотеках Европы. А в легенде о Либерии Ивана Грозного говориться об оригинальных книгах, причём до сих пор никому не известных.
— Понятного стало ещё меньше. Так существует она или нет?
— Я на тебя удивляюсь Мещеряков, я тебе здесь уже битый час распинаюсь о том, что её ни кто не видел, и есть только легенды о её существовании, а ты у меня спрашиваешь, существует она или нет. Ты что так ничего и не понял?
— Нет, — честно признался Алексей. — И перестань называть меня Мещеряковым, сейчас я Платонов, и ты, кстати тоже.
— Так нет никого, а мне та фамилия не нравится.
— Есть, нет, нравится, не нравится. Привыкай, иначе ошибёшься в самый неподходящий момент.
— Хорошо. Что нам долго ещё ехать?
— Нет, уже на Александров свернули, здесь совсем рядом уже, можешь немного подремать.
Городок Александров раскинулся по двум берегам небольшой речки Серая, застроенный в основном одноэтажными домами с небольшими вкраплениями пятиэтажных домов Хрущёвской постройки. Типичный районный центр средней полосы России, несущий на себе признаки близости к столице и конечно Советских времён. Находясь в ста пяти километрах от столицы, он сполна испытал на себе, что значит сто километровая зона поселения.
На въезде в город Алексей сбросил скорость до положенных шестидесяти и осмотрелся по сторонам, внезапно внимание привлёк старик, сидевший под знаком «Александров». Они одновременно обратили к нему взгляды, что-то было совсем необычное в этом старике. На вид невысокого росточка, хотя утверждать это невозможно, он был как будто из прошлого, а может и позапрошлого века. Седая, аккуратно подстриженная борода, обрамляла лицо, непонятной формы шапка покрывала голову, полотняная рубаха с завязками вместо пуговиц и лапти, да обычные лапти на вытянутых вперёд ногах. Но что ещё больше поразило обоих, это взгляд, которым старик провожал машину. Прищуренные, с хитрецой глаза прощупали весь автомобиль, казалось, он видит его насквозь и не только машину, но и людей сидящих в ней.
«Я вижу вас насквозь, знаю, зачем вы пожаловали в наш мирный маленький городок, от меня ни что не укроется, потому, что я здесь на страже, — говорили глаза, и не стоит хитрить и прикидываться, лучше просто разворачивайте свою таратайку и отправляйтесь назад в столицу, нечего вам тут делать».
Алексею показалось, что они ехали мимо этого старика целую вечность, время как будто остановилось, пока они смотрели на него, а он на них, но вот старик оторвал взгляд от машины и они вновь вернулись в действительность.
— Что это было? Вероника недоумённо смотрела на Алексея.
— Не знаю, — при этом он глянул в зеркало заднего вида, под знаком никого не было, — чудеса, да и только, не нравится мне этот город, ох не нравится.
— Ты знаешь, я, кажется, тоже не в восторге. Даже мурашки по коже пробежали.
— Ладно, разберёмся. Сейчас главное найти, где остановиться.
— Поехали в центр, может, кто подскажет приличную гостиницу для молодожёнов, — улыбнулась Вероника.
— Вай, женщина, — с поддельным кавказским акцентом сказал Алексей, — нэ про то думаешь. Про работу надо. А ты про что?
— Про то же что и ты «муженёк».
Алексей прибавил немного газу, и машина побежала по неширокой улице в направлении центра города. Эта вольность не осталась незамеченной, и буквально через пару кварталов дорогу им перекрыл выскочивший из кустов Гаишник с радаром и жезлом в руках.
— Вот чёрт, и здесь не дремлют. И превысил то совсем ничего, придётся денег давать, ксивой светить запретили.
— Добрый день, прапорщик Фролов, — представился, подошедший тем временем инспектор, — попрошу Ваши документы.
Алексей протянул права и документы на машину.
— Выйдите, пожалуйста, из машины. Нарушаем, Павел Александрович.
— Да. Ладно, командир, сколько там всего пять километров превышения, ну не суди строго, порешаем.
— Не пять, а двадцать пять, знак сорок, что не видели в квартале отсюда.
— Так после него уже перекрёсток был, — попытался отговориться Алексей.
— А за перекрёстком следующий висел, внимательнее нужно быть, господин Платонов, пройдёмте в машину, протокольчик напишем.
— Командир, а может, без протокола обойдёмся? Времени совсем нет, скоро вечер уже, а нам ещё гостиницу приличную найти нужно.
— Нет, без протокола никак нельзя, а то Вы вот потом вернётесь в столицу и начнёте рассказывать, что в Александрове все Гаишники взяточники. А нам это надо?
— Да, что ты командир, разве я такой?
— Кто вас знает, гостей столичных, такой, не такой, вот протокольчик составим, и всё встанет на свои места. Так, что присаживайтесь в машину.
Алексей понял, что разговора не получится и направился к стоящей на обочине «девятке», из неё вылез второй инспектор, уступая место на пассажирском сидении, прапорщик, остановивший Алексея сел за руль и достал полевую сумку с протоколами, примостившись на ней, приготовился писать.
— Командир, — остановил его Алексей в последней попытке, — вот смотри, это двадцать «баксов», цена за протокол нереальная. Но я готов ими пожертвовать, ради того, чтобы не тратить время на оформление бумаг, — он покрутил в руке двадцатидолларовой банкнотой.
