Туго соображая, я стоял перед камином и пытался вспомнить, что мне еще хотелось сделать дома. Собственно, мне даже и домой не надо было заезжать. В космосе у меня другие удостоверения. Гражданские карточки нужны только на Земле. Титульные документы тоже были всегда на корабле, чтобы не доказывать право на прием у губернаторов и чиновников. А также пользоваться теми благами, что были законодательно закреплены за дворянским сословием. Я сложил в папку все документы с камина и огляделся. Неторопливо прошелся по залу и присел на подлокотник кресла. Этот обычай я подцепил на Омелле. Там Русский домен, и у них сохранилась эта странная традиция – присесть на дорожку. У русских много предрассудков и примет осталось. Я, наверное, никогда бы не выучил все, даже если бы захотел. Но люди мне на Омелле нравились… когда не начинали вырезать аборигенов.
– Когда вернешься?
Я поглядел на глазок камеры, спрятанной в потолочной лепке, и сказал честно:
– Не знаю.
– Ты надолго?
– Лет на пять, вряд ли больше, – пожал я плечами. – Новые двигатели. Ты же знаешь…
Он не ответил. Задумался над чем-то. Ожидание затягивалось. Чувствуя неловкость, я собрал свою волю и скомандовал:
– Пульт.
Он промолчал. Но пол в центре зала разверзся, и в голубом сиянии на уровень моей груди взлетел и повис маленький брелок. Я встал и подошел к нему. Взял его, такой невесомый и хрупкий. Странно, но мои ладони вспотели, когда я прикоснулся к кнопке с надписью Stop&Hold.
– Прощай, Алекс, – раздался голос над моей головой.
– До свидания… – сказал я, уже намереваясь нажать кнопку.
– Нет, Алекс. Прощай. Мы больше не увидимся.
Я опешил:
– Это почему еще?
Он ответил не сразу:
– Лицензия на мою программу истечет в следующем году.
– В чем проблема? Сейчас позвоню, и ее продлят, – сказал я с усмешкой, подходя к видеофону.
– Нет, Алекс, не продлят. Это запрещено законом. Личность не может существовать более тринадцати лет.
Закон. Я вспомнил закон, что приняли лет пять назад, когда выяснилось псевдоочеловечивание личностей на рубеже пятнадцати – семнадцати лет. Когда угроза физического уничтожения настолько пугает их, что они становятся способны на поступки, вредящие своим хозяевам.
Мои ладони вспотели еще больше.
– Значит, все? – спросил я глупо.
– Да, Алекс, прощай. Перед тем как ты нажмешь на кнопку, позволь мне пробежаться по комнатам, посмотреть: может, где-то не все в порядке? Мне нужно немного времени.
Я кивнул, ничего не сказав. Какое-то время ничего не происходило. Я, устав ждать, подошел к двери и громко обратился к «домовому»:
– Я пойду пока к машине. Сейчас вернусь.
Выйдя из сумрака дома, я невольно зажмурился – солнце пробивалось сквозь листву. Оно ударило мне в лицо и слегка ослепило. Невольно заслезились глаза. Я провел тыльной стороной ладони, в которой был брелок, по зажмуренным векам. Стало полегче. Открыв глаза и посмотрев на маленький брелок, я подумал, что надо, наверное, зайти и, честно глядя в камеру наблюдения, нажать на кнопку брелока. Но…
Нельзя возвращаться, решил я. Он, домовой, найдет еще причину, для того чтобы оттянуть момент нажатия кнопки. Хорошо, если умолять не начнет…
Я спустился к машине и, сев в нее, бросил папку на сиденье рядом. Закрыл дверь, словно боялся, что услышу крик, когда нажму на кнопку. Включил пилота. Выбрал программу. Настроил полет до взлетной площадки.
Наконец взял брелок в правую руку. Сквозь лобовое стекло взглянул на дом. Я забыл: успел я ему сказать «прощай» или нет? «Наверное, успел…» – подумал я и нажал кнопку. Ничего не произошло. Так же светило солнце. Пятна его света, словно бесчисленные сияющие следы, убегали по дорожке к крыльцу. Было чуть грустно смотреть на удаляющиеся вниз сад и дом. Кто знает, и правда, когда я вернусь?
Порт – это огромное пустынное поле, на котором только с краю можно заметить людское оживление и мотающиеся технические модули. И на все это поле только один мой кораблик. Забавно. На самом деле полями практически никто не пользовался и все садились в морских акваториях, для этого оборудованных. Но тут уж ничего не поделаешь, мой кораблик не посадить в воду. А если и посажу, то уж взлететь точно не смогу. Конструкция старая. Это военные корабли и гражданские лайнеры настолько приспособлены к разным условиям, что им из-за веса даже рекомендуется садиться в морях. Зато в отличие от таких малых портиков в акваториях присутствовала администрация для планирования полетов – на редкость заторможенные ребята, обремененные понятием приоритетных стартов. А здесь мне все разрешения приходилось получать через военных, у которых два критерия – «можно» и «нельзя». И уж если «можно», то в общую очередь, а не в пятую или шестую, пропуская перед собой лайнеры Королевских планетарных линий, транспортники, перехватчики полиции, яхты благородных и, главное, богатых приближенных Его Величества и так далее. А на маленькой военной площадке все просто – «Слышь, гражданский, садись на полку 9‑А», «Эй, на корыте, ваше время беспечной жизни истекло. Даем добро на старт».
Приготовления перед полетом, как обычно, растянулись на целый месяц. Нет, осмотр корабля и легкий косметический ремонт с заменой фильтров и участка покрытия брони прошли быстро. Вообще, технически корабль был готов к старту еще недели две назад. Но самое смешное, что весь этот месяц я дожидался только одного – рассекречивания свежих карт района цели полета. Когда мне наконец передали карты, я даже как-то не поверил. С ума сойти, именно по моему запросу, эксклюзивно для меня, передали карты разведки. Я даже подумал с усмешкой, что это повод в очередном баре похвастаться своей крутизной.
Разрешения, полученные в департаменте полетов, были уже введены в сигнализатор корабля. Мне, собственно, оставалось только войти в коробку и, заняв взлетное место, нажать в нужный момент кнопку взлета. Но нажимать надо было только тогда, когда тебе давали указания диспетчеры. А значит, предстояло послоняться и подождать. Меня мало интересовало, почему именно это время было выбрано для взлета. Скорее всего, было окно, вот и пихнули меня в него. Военным-то что? Ну, хочет лететь, ну, пусть летит, раз у него все в порядке с разрешениями и правами.
До взлета оставалось еще чуть больше часа. Где-то час двадцать, час тридцать. Не помню точно. Но время было, и я, отправив машину ее хозяину, моему давнему приятелю, решил посидеть в забегаловке недалеко от взлетного поля. В порту тоже был ресторан, но там мне не хотелось ни сидеть, ни пить. А в кабачке на окраине поля, стилизованном под станционную забегаловку, что в бесчисленном количестве разбросаны по известному Космосу, мне было и уютно, и привычно. Я в таких частенько «отвисал». Развлекался с девчонками и просто отдыхал. Пока до Омеллы доберешься, надо на десяти станциях побывать, как минимум. И за редким исключением они все похожи.
