С помощью все того же собственного мозга я догадался, что мне потребуется сосуд как можно меньшего диаметра — для повышения точности измерений. Большой не устраивал — ведь к нему, для повышения все той же точности, и отверстие придется большим делать, а это увеличит расход воды. Не хотелось слишком часто бегать с ведром.
Искомый сосуд обнаружился в куче хлама, куда стаскивались предметы не особо ценные, но, по мнению тех, кто их обнаружил, имеющие шанс пригодиться в хозяйстве. Кстати — интересное дело: сюзерену работать наравне с мужиками дозволено лишь в критических ситуациях — например при заделке бреши в крепостной стене перед штурмом родового замка. А вот на свалке копаться — пожалуйста: никто не поразился, завидев, как я перебираю хлам.
Зачем в Мальроке использовались керамические трубы, я понятия не имел, и в данный момент не горел желанием устраивать расспросы — не исключено, что это всем известно, и я выкажу свою полную некомпетентность, серьезно подпортив биографию. Труба была надколота с одной стороны, но меня это устраивало. Подобрав в куче металлических предметов слегка погнутую оловянную чашу подходящего диаметра, я приступил к сборке своего варианта клепсидры.
Заткнул поврежденный конец трубы древесной пробкой, замазал края смолой — теперь герметичность соблюдена. Затем пришлось обращаться к кузнецу. Грат, возможно, удивился странной просьбе, но без вопросов просверлил в основании отверстие малого диаметра.
Дальше я залил в чашу немного воска, и, прежде чем он застыл, укрепил на нем вертикально стебель тростника, предварительно разрисовав его чернилами разных цветов — их развел Тук из запасов сэра Флориса и епископа. В итоге получилось какая-то худосочная пародия на милицейский жезл — тонкая, длинная и пестрая как радуга.
Поставил трубу вертикально, залил водой почти доверху, осторожно опустил чашу. Та закачалась, но уплывать ей было некуда — со всех сторон керамическая преграда. Выдернул пробку — из отверстия брызнула струйка. Уровень начал понижаться, чаша, естественно, пошла вниз, и стебель тростника вместе с ней. Глядя, с какой скоростью исчезают в недрах трубы полоски разных цветов, я нахмурился — недостаточно быстро: не получится работать с точностью до нескольких секунд. Пришлось возвращаться к Грату для расширения стока — лишь после этого признал клепсидру пригодной для задумки.
Итак: у меня теперь было устройство, с помощью которого я мог определять, с какой скоростью выполняю какие-либо действия. Не секундомер, конечно, и все относительно, но и не «на глазок» буду ориентироваться.
Настало время эксперимента.
* * *
Как человек скромный и стеснительный, я не хотел, чтобы на меня любовалось все население замка, и выбрал самое уединенное место — полоску суши между каналом и западной стеной. От взглядов пары наблюдателей укрыться будет трудно — дозорные и днем службу несли. Надеюсь, они все же будут таращиться на подступы к Мальроку, а не на мои чудачества.
Клепсидру установил у берега канала, на плоском выходе дикого камня, выпирающим на краю обрыва. Сходил к спуску, набрал в деревянное ведро озерной воды, вернулся, залил трубу до верхней внутренней отметки, опустил чашу-поплавок. Наскоро размялся, восстановил дыхание, выдернул пробку, побежал в сторону поворота канала, вдоль замковой стены. Мчался быстро, но не забывал о безопасности — один неловкий шаг в сторону, и можно налететь на кол рогатки, повторив печальную судьбу сэра Флориса.
Домчавшись до поворота, притормозил, развернулся, бросился назад. Вернувшись к исходной точке, ухватил тростинку, зафиксировав ее в застигнутом положении. Затем вернул пробку на место, долил воды, запомнил, на какой цветовой полоске финишировал.
Отдышавшись, повторил забег, а затем еще раз. В итоге получил некоторый разброс по отметкам, но небольшой — я прибегал к финишу приблизительно за одно время, плюс-минус секунд пять-шесть.
Пришло время начать эксперименты с разгоном. Присев, попытался вызвать в ногах ту самую теплоту, ускоряющую заживление. Ничего не получилось, но я не удивился — подозревал уже, что лишь в критических ситуациях способен это использовать. А сейчас все хорошо, и организм вредничает, не желая со мной сотрудничать. Я это пресек простым способом: начал вспоминать острую мордочку Цавуса, сырые стены инквизиторского застенка, треск ломаемых костей. Своих костей. Если механизм черного сердца работает на подсознательном уровне, то должно сработать.
И я оказался прав — резко потеплело, причем ощутимо, и сразу везде. Организм не чувствовал повреждений, и в панике реагировал сразу на все что только можно. Отлично — это как раз то, что мне необходимо.
Стараясь не выйти из «теплого состояния», медленно поднялся, вытащил пробку, бросился вперед. И тут же прекратил забег, кубарем покатившись по земле. А как не покатиться, если на полном ходу задеваешь ногой основание добротного, наклоненного в сторону вероятного противника, кола. Все внимание я уделял лишь удержанию «жара», вот и пострадал.
Поднявшись, стряхнул мусор с одежды, исследовал полученные ушибы, признал их незначительными, вернулся к клепсидре, залил ее заново.
На этот раз был умнее: и «жар» не растерял; и за кол не зацепился. Так и бежал, стараясь не напортачить, и одновременно не выйти из состояния «разгона». Добравшись до финиша, увидел, что от тростинки лишь хвост торчит — вода из клепсидры вытекла полностью. Такого разгромного результата у меня еще не было — вместо того, чтобы поставить рекорд, я пробежал в два раза медленнее, чем в обычном режиме.
Но упрямства мне не занимать: пошел на новую попытку; потом опять, и уже на следующей вплотную приблизился к стандартным показателям. При этом чувствовал, что резерв остается — я действительно двигался быстрее, хотя и не так, как это проделывала Йена. Но она, возможно, тоже с мелочей начинала, или у перерожденных тело слушается лучше.
До вечера еще полно времени — я твердо вознамерился побить все свои рекорды раза в полтора. Но, увы — недолго длилась тренировка: на очередном финише увидел, что мои водяные часы лежат на боку, и донышко у них расколото.
Никто их не ломал — я, своей глупостью, это сделал. Пробка из дерева, закупорившее днище, вещь эффективная, но не лишенная недостатков. Древесина в воде разбухает, увеличиваясь в объеме. Мощь процесса велика — каменщики древности с помощью этого явления гранитные блоки отделяли от скалы. Технология простейшая: бурится отверстие, заливается водой, забивается кол.
Я такой умный, аж сам собой восхищаюсь, но почему-то ум этот просыпается только после того, как напортачу…
