– Я ее вижу, – сказал Эцио.
Они оба внимательно осмотрели стену здания с выступающими закругленными камнями, к которому прилепилось питейное заведение. Этот стиль сейчас считался очень модным. В стену на одинаковом расстоянии было вделано несколько железных колец для привязывания лошадей.
Идеально.
Эцио и Никколо прошли в заднюю часть заведения, однако привычной двери там не обнаружили.
– Надо спешить, – сказал Макиавелли.
– Лезь за мной! – ответил Аудиторе, поставив недопитую кружку на ближайший стол.
Он полез на стену, Макиавелли за ним. Прохожие изумленно глазели, как двое мужчин в развевающихся на ветру накидках достигли крыши и исчезли из виду. Они неслись по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки. Носки их сапог поддевали хлипко державшиеся черепичные плитки, и те падали на камни мостовых, на траву, а то и на прохожих. Последние торопились убраться подальше.
Даже если эта женщина умела влезать на стены, она не могла этого сделать в столь длинной одежде. Однако Эцио заметил у нее на боку скрытый вырез, позволявший ей бежать. И теперь женщина со всех ног неслась вслед за ними, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Кем бы она ни была, чувствовалось, где-то она прошла хорошую выучку.
Наконец они потеряли ее из виду Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Сан-Никола деи Портиис и легли на живот, внимательно оглядывая окрестные улицы. Ничего особо подозрительного они не увидели. Правда, Эцио показалось, что среди прохожих он заметил пару воришек Ла Вольпе, промышлявших в толпе. Маленькими острыми ножичками они срезали кошельки. Вероятно, они не были ни лучшими, ни надежными, чтобы Ла Вольпе отправил их в провинцию, но Эцио все равно решил уточнить у Лиса при первой же возможности.
– Спускаемся, – предложил Макиавелли.
– Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда.
– А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы.
Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности.
Орсино Орсини – первый муж Джулии – смотрел сквозь пальцы на любовный роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесятидвухлетним Родриго Борджиа. Она родила дочь Лауру однако никто не знал, кто являлся отцом ребенка. Родриго, хотя и родился в Валенсии, всю сознательную жизнь провел в Италии, где последовательно возвышался в церковной иерархии, пока не получил папский престол. В качестве благодарности он построил для своей хорошенькой молодой любовницы новый дом вблизи Ватикана. (Правда, там она прожила недолго и была вынуждена оттуда съехать.) Благодарность Родриго распространилась и на ее брата Алессандро, которого он сделал кардиналом. Остальные кардиналы называли Родриго кардиналом юбок; разумеется, только за глаза. А Джулию они прозвали Христовой невестой.
Эцио и Никколо спрыгнули на площадь, куда выходил фасадом дом Джулии. Поблизости стояли двое папских гвардейцев, на мундирах которых был вышит семейный герб делла Ровере: раскидистый дуб с широкими ветвями и корнями. Теперь к дубу прибавилась тройная тиара и ключи святого Петра. Эцио узнал этих людей. Полгода назад они были в мундирах Борджиа. Времена все-таки изменились, поскольку теперь они отсалютовали Эцио, а он ответил приветственным кивком.
– Кобели, – шепотом выругался Макиавелли.
– Людям нужна работа, – ответил Аудиторе. – Уж кто-кто, а ты должен это понимать и не раздражаться по пустякам.
– Идем.
Поскольку они заранее не уведомили о своем приходе, ассасинам пришлось долго убеждать слуг в плащах с гербом Фарнезе – шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их. Однако Эцио знал, что синьора сейчас дома.
Джулия приняла их в гостиной, обставленной куда менее кричаще и с куда большим вкусом, чем у Ванноццы. В свои тридцать Джулия сохранила обаяние юности. Красоту дополнял природный ум. Невзирая на их неожиданный приход, хозяйка сразу же приказала подать мускат и медовые пряники.
Вскоре выяснилось, что она ничего не знает. Знакомство с мерзопакостным семейством Борджиа (как называл их Макиавелли) ничем ее не запятнало. Никколо понял, что все это Джулия оставила в прошлом. В свое время она была весьма дружна с Лукрецией, но, когда Эцио спросил ее об этом, синьора Фарнезе и здесь оказалась чиста.
– Я видела в ней только хорошее. Думаю, она попала под губительное влияние отца и брата. Я благодарю Бога, что Он избавил ее от обоих. Если бы Пьетро встретился ей раньше… Они были родственными душами. Возможно, Пьетро увез бы ее в Венецию и уберег от ее темных сторон.
– Вы по-прежнему видитесь с Лукрецией?
– Увы, Феррара слишком далеко от наших краев. Мне хватает хлопот с Карбоньяно. Даже дружеские отношения способны умирать, уважаемый Эцио Аудиторе.
Перед мысленным взором ассасина мелькнуло лицо Катерины Сфорца. У него защемило сердце.
День давно перевалил на вторую половину. Выйдя от Джулии, Эцио и Никколо сразу же попытались выяснить, нет ли за ними слежки. На сей раз ее не было.
– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова сказал Макиавелли.
– Сегодня только первый из трех дней поисков. Мы должны научиться доверять себе и своему разуму, а не полагаться на поводыря, вдруг попавшего к нам.
– И все-таки время нас поджимает.
– Никколо, у нас с тобой на сегодня запланирован еще один визит. А там посмотрим.
Шарлотта д’Альбре занимала роскошную виллу в квартале Пинчиано. Привратник заявил, что госпожи Шалю, герцогини Валентинуа нет дома. Уставшие и потерявшие терпение, Эцио и Никколо попросту оттолкнули его и прошли внутрь. Через окно бельэтажа они увидели Шарлотту, поглощенную сборами. Полупустая гостиная была уставлена тяжелыми сундуками, полными дорогого белья, книг и украшений. В углу играла с деревянной куклой четырехлетняя Луиза – единственный законный ребенок Чезаре. Вид у малышки был смущенный и даже испуганный.
– Мне противна ваша назойливость! – не поздоровавшись, холодно сказала им светловолосая герцогиня.
В ее темно-карих глазах полыхал сердитый огонь.
