Некоторое время мы молча переваривали неожиданную новость. В нашей дикой местности каждый человек должен быть готов к тому, что в любую секунду может внезапно умереть — дешево терраморфированная планета, опасные хищники, мерзкие болезни. Да мы и были готовы, просто всегда тошно, когда о скорой неотвратимой гибели становится известно заранее. Человек не должен знать точной даты собственной смерти, неправильно это. И особенно мерзко, когда решение о том, жить тебе дальше или умереть жуткой смертью, принимают не кровожадные хищники или смертоносные вирусы, а такие же люди, как ты — обычные мужики и бабы в имперских погонах, которые так же, как и ты, небось, любят котят, хорошее пиво и собственные семьи. Но страсть как не любят вооруженного сепаратизма.
Один только старик Хаджикоюмджиев мрачно вопросил:
— А они никак не пролетят мимо? Мы уже полвека ни с кем почти не контактируем. Может быть, нас оставят наконец в покое? Может, нас вообще не отыщут?..
Никто ему даже отвечать не стал. Два года назад к нам прилетал эмиссар от Гиго Долопихтиса, раздавал пропагандистские файлы, звал молодежь в мятежные зверобатальоны. Никто, разумеется, с ним не полетел, но раз уж нас отыскали повстанцы, значит, для грандиозной военной машины Империи это вообще пара пустяков. И там уже никто не станет разбираться, что мы не поддержали мятежников волонтерами и вообще отнеслись к ним скептически. Тем более что продовольствия мы им на всякий случай все-таки щедро отгрузили, жалко нам, что ли…
— Ну что же, — сумрачно сказал мэр Ганшпуг после продолжительного молчания, — общее собрание нужно. Чрезвычайная ситуация номер один, смертельная опасность для всего поселка. Всех касается.
Общее собрание организовали через полтора часа в спортзале ратуши, потому что бар для такого столпотворения оказался маловат. Весь поселок собрался, а те охотники, что решили сегодня заночевать в лесу, присутствовали в режиме онлайн-трансляции. Старик Хаджикоюмджиев со своими обезьянками-официантами прикатил в зал три кега пива и наливал всем желающим, а когда его спрашивали, почем сегодня, только отмахивался:
— Нипочем. Все равно добру теперь зря пропадать.
— Стало быть, отправлять надо детей, — заявил мэр Ганшпуг, когда народ с бесплатным наркопивом расселся по гимнастическим снарядам, а сам Петер еще раз подробно изложил сообщение Имхо — для бестолковых. — По-моему, все очевидно.
— Сорок человек не наберем, — заметил охотник Ото Так, суровый мужик с обветренным лицом. — Это если не считать тех парней, что уже старше четырнадцати.
— Какие же это дети — старше четырнадцати, — рассудительно ответил мэр. — Здоровые мужики, на метамедведя уже ходят, девок тискают… — Обоим парням Ганшпугам было больше четырнадцати, так что Петер старательно демонстрировал, что не просто за своих хлопочет. — Стало быть, детей отправим сколько соберем, а на оставшиеся места — бабонек покрасивше…
— Чего это — бабонек?! — возмутилась вдова Фаленопсис, в сердцах грохнув бокалом о гимнастическое бревно. — Куда это ты нас отправляешь, а? Мужской шовинизм проявил, что ли, лесной псевдокозел? Иди-ка сюда, мэр, поборемся на руках! Я ведь тебя уложу в два счета, не успеешь даже «Был неправ» сказать!
— Уложишь, матушка, уложишь, — согласился Петер. — Но у нас ведь и понежнее тебя бабоньки есть, и помоложе. Зачем всем хорошим людям скопом гибнуть? Мы-то с тобой останемся, конечно, как настоящие мужики…
Народ заволновался, зашумел, началось бурное обсуждение — особенно вдова Фаленопсис старалась до морды мэра добраться. Уж больно животрепещущая тема вышла, важнее некуда.
— Жребием надо! — ревел Тапиока, размахивая своим шерифским зубометом. Несчастный зубомет разевал пасть и щурился, не совсем понимая, чего хозяин от него хочет. — Чтобы по справедливости! Сначала детей, сколько места хватит, а потом жребием!
— В дупу себе засунь свой жребий! — посоветовал мастер Элек Мек, потрясая огромным коричневым кулаком. — Ты не мужик, что ли? Не уступишь место красивой девчонке?!
— Надо, чтобы лучшие ехали! — гаркнул старик Хаджикоюмджиев. — Незаменимые люди, чтобы на новом месте сразу колонию обустроить!
— А выбирать-то кто будет?! — злорадно заорал Тапиока. — Кто будет человечью пользу считать? Ну, доктор Ланцугва, ну, мэр Ганшпуг… А еще кого отправлять?
— Я никуда не поеду! — замахал руками мэр.
— В лес уходить надо, — вздохнул дядя Стракаш. — Пересидим пару недель, глядишь, и пронесет…
— Не выживем мы в лесу пару недель, — возразил Таво Минта, наш доблестный шериф и весьма здравомыслящий в связи с этим человек. — Слишком агрессивная биосфера. Да и если выживем, думаешь, каратели в поселке ничего без нас не тронут? Вернемся на пепелище и тогда уже точно отдадим концы — без жилья, скота и биоморфов…
В общем, если по поводу детей разногласий не было, то по остальным вопросам у колонистов возникло серьезное взаимное недопонимание. И вот когда страсти накалились и в спортзале уже запахло грядущей рукопашной, в помещение заглянул на огонек доктор Эмиль Ланцугва.
Он малость припоздал — принимал роды у рябой некоровы Тики Зеренфара — и поначалу решил, что у нас тут внеплановые народные гуляния в связи с неплановым прибытием Тони Имхо. Но потом, постояв в дверях, быстро просек ситуацию. Дождавшись, когда прения достигнут пика, он молча вышел на середину зала и поднял руку.
Шум еще некоторое время блуждал по помещению — Эмиля не сразу заметили. Но через полминуты в зале воцарилась гробовая тишина. Крепко уважают у нас доктора, чего уж там, любую просьбу выполнят.
— Братья и сестры, вольные колонисты! — проговорил он, добившись общего внимания и поклонившись уважаемому собранию, как это водится у правильных ораторов. — Я вообще не понимаю, о чем вы спорите. Выход очевиден: надо предоставить право улететь всем, кто этого захочет.
Тапиока разочарованно присвистнул.
— Тогда желающих окажется слишком много, — терпеливо пояснил Иезекия Хастлер. — Кто же добровольно захочет подставлять шею под имперский топор?
— А это вовсе необязательно — подставлять шею, — заявил доктор.
— А как же?
— А можно оказать вооруженное сопротивление. А кто не захочет, пусть убирается на все четыре стороны. Таких, думаю, и сорока не наберется.
Тапиока снова присвистнул — протяжно и жалобно. Доктор Ланцугва у нас умный, зараза. Но иногда хочется дать ему по роже, чтобы не очень умничал.
— И как же мы окажем это самое вооруженное сопротивление? — ехидно нудил дотошный Хастлер. — Один только боевой имперский инсектоид вдвое выше меня. А в зверобатальоне таких не меньше пятнадцати штук. А у нас ни одного. Про артиллерию я уже просто не говорю…
