всё, чтобы спасти принца Алексарха. Ты можешь быть спокоен, Ивар.
– Кто ты? – вырвалось у него, несмотря на боль. То, что он увидел, было невероятно. Почему Летопись ей ответила? Боль пронзила грудь, Ивар едва расслышал её слова:
– Я здесь, чтобы занять твоё место. Мой дед – Нистор, сын Назера.
***
Самайя даже не поняла, как произнесла эти слова: они вырвались неосознанно. В глубине души она знала, что это правда – ещё с тех пор как произнесла клятву на эшафоте. Летопись не только вернула ей свободу, но и память. Кусочки мозаики сложились в одну картинку.
На эшафоте она дала клятву, потом испытала странное чувство: словно какая-то сила накрыла её с головой, отметая страхи и сомнения. В голове заклубились воспоминания, цепляясь одно за другое. Отец – грозный бородатый сероглазый мужчина в грубой рубахе с жилеткой на шнуровке – рассказывает о далёкой стране, где ещё сохранилось волшебство. Вот он вбивает её маленькому брату в голову сканналийские глаголы; она – совсем девчонка – слушает, сидя в углу и забросив куклу. Вот мама мелодичным голосом напевает старинную балладу о Стране Ледяного Тумана и северном ветре, который дует в дни невзгод и опасностей. Мёртвое лицо брата – пожелтевшее, с запавшими глазами и морщинами как у старика. Его звали Хэймас, ему было десять. Другие мужчины приходят, спорят с отцом и дают уже ей бесконечные уроки. Она как наяву видела полки с бесчисленными книгами и узнавала их названия, вспоминала опыты по алхимии, свитки с рунами, астрологические карты, жуткие приборы, посиделки до утра с мрачными гостями, среди которых был Дорин Килмах. А ещё боль и отупение, страх и пустота. Много воспоминаний – от них болела голова и раздваивались мысли.
Она хотела расспросить Энгуса Краска подробнее об Истинной Летописи, о том, откуда он знал древний закон, но Ивар сказал не доверять ему. Энгус хотел убить Алекса и посадить Криса на трон? Тогда зачем он помог ей? Какую роль играл во всём Сайрон Бадл? Был ли он её дядей? Увидев портрет, она начала сомневаться в родстве с дядей. Если на портрете Юна, то что портрет делает у Энгуса? А если не Юна?.. Насколько вспомнила Самайя, у её прадеда Назера было два сына: Нистор и Назер. Старший Нистор стал летописцем почти сразу после рождения единственного сына Рислейва. Брат Нистора Назер забрал племянника и уехал в Барундию. Долгое время Самайя именно Назера считала дедом, лишь много позже отец открыл ей истину. Отец всегда говорил, что кроме Нистора в Сканналии у них никого не осталось.
– Мая? Ты что тут делаешь?
«А что тут делаешь ты, Сильвестр? – подумала она. – Ты, кто сдал меня сегодня стражникам?»
Сильвестр протиснулся в открытую дверь, с ним был Дим.
– Сьто с ним? – Дим с любопытством смотрел на Ивара. – Нузно лекарь?
Самайя покачала головой:
– Лекарь ему не поможет. Он умирает.
– Умирает? – Сильвестр поражённо смотрел на летописца. – Отчего?
Самайя промолчала. Она смотрела, как Ивар корчится на полу, его крики усиливались, глаза налились кровью, пальцы скребли пол. Ивар покрылся пятнами. Самайя коснулась его лба и одёрнула руку – кожа пылала от жара. Дим тоже попытался взять его руку, но быстро опустил и больше не прикасался, отступив к столу, на котором лежали Истинная Летопись и записи Ивара. Все трое стояли и ждали конца, а Ивар Краск горел изнутри.
– Его убила Истинная Летопись? – шёпотом спросил Сильвестр.
Самайя кивнула, и тут глаза Ивара закрылись. Агония закончилась.
Дим уставился на Истинную Летопись. Самайя подошла к столу:
«Из-за пренебрежения клятвой жизнь Ивара Краска оборвана. Самайя, дочь Рислейва, внучка Нистора, сына Назера, Сильвестр по прозвищу Монах и чужестранец Дим – свидетели наказания. Истинная Летопись принимает Самайю, дочь Рислейва, внучку Нистора, сына Назера, как наследницу».
Крышка Истинной Летописи опустилась, застежка щелкнула. Дим попытался ухватить Летопись и взвыл от боли, одёрнув обожжённую руку. Зачем она ему? Дим смотрит на неё словно ребёнок, у которого забрали игрушку.
– Теперь нужен новый летописец… – задумчиво сказала Самайя, – иначе…
– Иначе будут проблемы, – подтвердил Сильвестр. – Полагаю, король назначит кого-нибудь, а нам пора уходить – как бы нас не обвинили в его смерти.
Самайя опомнилась. Что такое она сказала Ивару? Занять его место? Откуда она это взяла? Её дело – спасти Алекса, как хотел Ивар. И спасти Рика – он наверняка вернётся с принцем.
– Дим, мне надо уехать из города. Ты не знаешь, где взять лошадь?
– Лосадь будет.
– Ты поедешь со мной?
– Нам с Димом хватает дел здесь, правда, Дим? К тому же у него рука не в порядке.
Дим скосил глаза на Истинную Летопись и хмуро кивнул.
– А ты зачем уезжаешь? – обратился Сильвестр к Самайе.
– Я боюсь оставаться в Нортхеде, лучше уехать к… дяде.
– А, к дяде. Конечно, дорогая, езжай к дяде, а я… – Сильвестр щёлкнул пальцами.
– Выдашь нас королю, как выдал меня утром?
– Мая, дорогая моя, ты ведь жива, правда? И не надо делать из меня чудовище, я лишь верно служу…
– Кому?
– Своему королю, конечно, – Сильвестр улыбнулся, но в его лице было что-то неприятное. Оно заострилось, затвердело, глаза не казались маленькими.
– Посли, – Дим дёрнул Самайю за руку. Она с трудом удержала данную Иваром книгу. Эта книга останется при ней и расскажет подлинную историю о смерти Байнара и, может быть, причину ненависти Айвариха к Сиверсам.
Глава 18. На развилке
Рик нетерпеливо оглядывался, ожидая погони. В ночной темноте он ничего не разглядел, однако стук копыт ночью не спрячешь. После бешеной скачки лошади перешли на шаг, в голову полезли воспоминания об отце с окровавленной головой. Жив он или нет? Правильно ли Рик поступил, когда сбежал, оставив его лежать там? Не лучше ли вернуться? Тогда его самого арестуют, и отцу он не поможет. Алекс, вернувшись после заседания трибунала, рассказал об обвинениях и велел никуда не уходить, а утром сказал, что Рик должен уехать. Рик не мог уехать – он хотел увидеть королеву напоследок. Он пришёл на площадь, где издали заметил отца в знакомом синем плаще.
Отец! Рука стиснула рукоять меча. Рик вынул его из ножен. Плавно сужающийся к острию широкий четырёхгранный клинок был чуть короче двух с половиной футов – им можно и рубить, и колоть. У изогнутой крестовины отсутствовала защита для пальцев, короткая рукоять не позволяла удерживать меч двумя руками, но Рик привык к нему и не хотел менять. Этот меч четыре года назад сделал Ратим, подмастерье тенгротского кузнеца-оружейника, на спор с учителем, который выставил на суд свой меч. Рик выступил судьёй спора. Ратим пообещал отдать меч Рику, если тот присудит победу ему. Ноэль держал сына подальше от оружия, и вот появился такой шанс! Рик мечтал
