которого нам установить так и не удалось. Проведя внутри около двадцати минут, объект покинул заведение в расстроенных чувствах и направился домой. Дальнейшую его судьбу установить не удалось — все камеры внутри здания были отключены, а на поиск в городских голоархивах нам не дают санкции.
— Постойте. То есть — вы хотите сказать, что мою сестру никто не похищал? И, возможно, она до сих пор на свободе?
— Мы не обладаем никакой информацией относительно пропавшего объекта. На запрос к городским властям уполномоченные лица отвечают неизменно: «Местонахождение не установлено».
— Но, получается — те люди, которые перебили телохранителей моей сестры, никого не похищали?
— Получается, что так. Если похищение не произошло позже и в другом месте...
— Что же тогда им было здесь надо?
— Предположительно, было похищено что-то ценное. Одна из камер, расположенных на соседнем здании, запечатлела злоумышленников, передающих друг другу небольшой свёрток. До начала событий этого свёртка у них не было.
— Есть гипотезы, что это за свёрток?
— Нет. Никаких.
— В квартиру проникнуть удалось?
— К сожалению, в доступе отказано. Местные власти дают лишь ограниченный доступ к информации, касающейся расследования... Очень дозированно.
— Взятки пробовали?
— Не берут.
— Понятно... Что же. Наверное, всё-таки придётся наведаться в местную полицию, да?..
— Скорее всего, это не принесёт ожидаемых результатов...
— А я бы сходил. Хочу посмотреть им в глаза. Возможно, удастся понять что-то. А уже потом перейдём... К другим методам. Пройдёмте, авиетки у нас на крыше, места внутри хватит на всех!
— Вы уверены...
— Конечно, уверен.
Я старался выглядеть полностью беззаботно — хотя говорил, боюсь, немножко невпопад.
И причина этому была.
Перед зданием затормозила машина из которой буквально вывалилась, сильно хромая и кривясь, стройная красивая девушка в изодранной и местами подпаленной одежде. Волосы её когда-то были светлыми, а сейчас выглядели так, будто она недавно совала свою голову в печь. Лицо было бледным, выглядело измождённым и осунувшимся. Под одним глазом синел большой синяк.
Открыв заднюю дверцу машины, девушка наклонилась, после чего медленно выпрямилась, держа на руках слабо шевелящийся свёрток, завёрнутый в какие-то грязные тряпки. И, припадая на одну ногу, направилась прямо ко входу в здание.
Мне удалось сагитировать всех подняться наверх и они уже садились в лифты, но тут один из людей Снежаны вдруг резко остановился и замер, будто к чему-то прислушиваясь. После чего вдруг весь просиял и гордо заявил, будто озвученное — полностью его заслуга:
— Послушайте! Сестра Темнозара Храбровича нашлась! Мне только что передали, что она уже здесь и сейчас поднимется!
Я беззвучно выругался. Сохранить тайну моей родственницы, похоже, не получилось... Всё шло наперекосяк.
Пришлось ждать, пока лифт поднимется наверх, и пока разъедутся в стороны бесшумные двери.
Увидев посторонних на лестничной площадке, бывшая моей сестрой девушка отшатнулась назад и повернулась боком, одновременно прикрывая себя и ребёнка плазменным щитом.
Прежде, чем она натворила что-то непоправимое, снял блок на трансляцию эмоций и громко сказал:
— Здравствуй, сестра.
Готовое было сорваться в нашу сторону плазменное копьё так и осталось висеть в воздухе. Хотя и не исчезло.
— Я твой брат. Темнозар Храбрович. Мы прилетели, чтобы помочь.
Копьё, наконец, потухло. Следом, после небольшой задержки, и щит.
С подозрением посмотрев на меня, незнакомая и чем-то неуловимо похожая на моё нынешнее отражение девушка презрительно скривилась.
— Ты немножечко опоздал... Братец. Я уже справилась сама.
— Мне жаль, что так вышло.
Мне действительно было жаль. И стыдно, что так затянул со всем. Если бы знал, что на кону — точно летел бы на Технотрон, не отвлекаясь больше ни на что...
Я и не подумал скрывать эти эмоции. Как и своё истинное отношение к сестре. Я её совсем не знал раньше, не испытывал никаких родственных чувств, она была фактически чужая... Но сейчас, вот именно в этот момент, всё менялось.
— Мне жаль, Богдана Храбровна. Очень жаль, что тебе пришлось самой решать эти проблемы. Такое больше не повторится. Наш род своих не бросает. И не прощает врагов.
— Наш... Род? — сестра презрительно скривилась.
— То, что от него осталось. Да, нас мало... Но это не должно быть оправданием тому чтобы сдаться, опустить руки и позволить остальным топтаться по нашему наследию. Сейчас сложные времена, Богдана. Надо держаться вместе. И да, мы пришли забрать тебя... Вернее, вас... Домой.
— Домой? — очередная усмешка, но я её проигнорировал.
— Дашь посмотреть... На племянника?
После недолгого колебания, Богдана всё-таки повернулась к нам так, чтобы можно было увидеть малыша. Совсем ещё маленький, нет и двух лет. Неуловимо похожий и на мать, и на меня нынешнего.
Сестра смотрела на нас всё ещё с подозрением. Не верила и не понимала, что уже всё решено. Её дальнейшая судьба, а также судьба её сына прочно связана с судьбой рода Огневых-Белых-Разумовских. Хочет она этого, или нет.
Во имя всех тех, кого я не смог спасти раньше. Тогда, в прошлой жизни...
Я протянул руки, испрашивая дозволения подержать малыша на руках. После долгого и заметного невооружённым взглядом колебания Богдана всё-таки протянула слабо пискнувший свёрток, и представила его:
— Огнедар.
— Сама придумала?
— Да.
— Красивое имя.
Я взял малыша. Два голубых глаза на круглом личике с подозрением уставились на меня. Но — без страха.
Показалось, что в глубине зрачков мелькнуло настоящее пламя.
Последний лёд растаял, последние сомнения остались позади. Я не сказал больше ни слова. Но каждый, находящийся рядом, понял: я беру на себя ответственность за будущее этого ребёнка и его матери. И каждый, кто посмеет их обидеть, об этом очень сильно пожалеет.
Наш новый род — род Огневых-Белых-Разумовских — стал на двух членов больше. И что-то подсказывало, что это только начало.
