А Димку жаль, конечно. Погибших товарищей всегда жаль. У Каймана в памяти длинный список тех, кто был рядом и ушёл навсегда. И с каждым годом в Зоне имён в списке становится всё больше. Вот и Стиляга присоединился к ним. Эх, Димка, странную судьбу тебе подарила Зона… Прожить три года безумным калекой, на несколько часов обрести прежнего себя — и погибнуть. Красивая, чистая смерть. Смерть сталкера Стиляги, отсроченная на три года жизни Клоуна… Нет, лучше не задумываться о подобных вещах. Жизнь и смерть, по большому счёту, всегда иррациональны, просто в Зоне все сущности проступают ярче.
— Так лучше, чем от водки и от простуд, — пробормотал вслух Кайман.
— Что? — переспросила Мышка сквозь слёзы.
— «Так лучше, чем от водки и от простуд», — повторил Кайман. — Это сказал в прошлом веке Владимир Высоцкий, знаешь такого? Про смерть альпинистов. Но, я думаю, про сталкеров он сказал бы так же. «И пусть говорят, да, пусть говорят, но нет, никто не гибнет зря…»
Мышка разревелась сильнее. Вот чёрт! Рептилия бесчувственная. Не можешь утешить девушку — лучше и не пытайся.
Надо Мышонка отправлять за Периметр. Хватит с неё опасностей и переживаний. Бандиты, конечно, не ожидали такого отпора, думали взять тёпленькими практически безоружных лиманских, а напоролись на пулемётный огонь. Конечно, им пришлось отступить. Но далеко контролёровцы не ушли, на ПДА было видно, что они выбрались из кольца аномалий и остановились сразу за его пределами. Хрен их знает, что они собираются дальше делать, штурмовать дом снова или ждать подмогу, но девушке незачем участвовать в продолжении боя.
Кайман поискал взглядом дядю Мишу.
Тут кто-то сунулся в дверь со словами:
— Корсаков здесь? Слышь, командир, там Васька тяжело ранило. Ну, вообще-то его почти убило…
Корсар буркнул ругательство и вышел. Ага, значит, не только Мышку надо отправить подальше отсюда, но и раненых. И надо пошевеливаться, пока бандиты не стреляют.
— Пойдём-ка, Мышонок, устроим тебя прилечь где-нибудь в тихом месте.
Тихое место оказалось, разумеется, подвалом. Там же Кайман нашёл и дядю Мишу, который разговаривал с Везунчиком.
— Выведешь девчонку из Зоны? — спросил сталкер вполголоса, чтобы Мышка не услышала.
Проводник с сомнением поскрёб седую щетину на подбородке.
— Ох, боюсь, не получится. Раньше надо было. Сразу как только мужики объявились. А сейчас, чую, отлив пошёл. Откатилась Зона-матушка по эту сторону Периметра… Но ладно, я попробую.
«Прыгунок» дяди Миши относился к тем артефактам, которые действуют только в аномальном поле Зоны. Он позволял проводнику перемещаться в пространстве внутри более-менее круглого пятна с радиусом около пяти километров. В центре его как раз находился хуторок дяди Миши, и Кайман обоснованно подозревал, что и сам «прыгунок» был родом отсюда же, то есть порождением комплекса аномальных полей вокруг хутора. Подробностей сталкер никогда не выспрашивал.
Действительная граница Зоны не была постоянной, как линия Периметра, а колебалась, как линия морского прибоя во время прилива и отлива. Когда шёл «прилив», аномальное воздействие Зоны на пару километров захлестывало за Периметр, и дядя Миша мог с помощью «прыгунка» переместиться туда. Именно так он подобрал по ту сторону границы Каймана с Мышкой три недели назад, а Везунчика — всего несколько часов назад.
Многолетний опыт научил проводника чувствовать колыхания поля Зоны, которые не поддавались прогнозам, поскольку в них не было математической закономерности — как и в выбросах. Зона жила, Зона дышала. И если дядя Миша говорит, что сейчас отлив, то… ёшкин кот! Плохо дело. И как они раньше не подумали?
А раньше было не до того. Слишком быстро всё закрутилось.
— Ну ты хоть попытайся, — попросил Кайман.
Проводник молча сделал шаг в сторону, совершил в движении элегантный разворот — и исчез. Всколыхнулся стоячий воздух подвала. Танцевальные па дяди Миши всегда смотрелись ошеломляюще, потому что очень уж не вязались с его засаленным ватником. А ватник он, кажется, не снимал вообще никогда.
Сталкер вспомнил, что Можай со своим «прыгунком» обращался иначе и уходил в другую точку пространства прямо с места. Ну что ж, артефакты, как и люди, все разные. Только заводская штамповка даёт одинаковые детали. Кстати, Можай просил сообщить ему, когда они найдут Мышкиного брата. А они нашли или не нашли? Кайман искоса глянул на Везунчика. Когда им уже дадут толком поговорить?
Дядя Миша возник посредине подвала и сокрушённо покачал головой.
— Не допрыгнул я туда. На полпути разворачивает. Теперь пару дней придётся ждать прилива. Такое моё ощущение. Эй, Гена, ты чего?
Сталкер пялился на него так, словно увидел впервые в жизни.
— Дурак я, — медленно сказал Кайман. — Да, если честно, не я один. Везунчик тоже мог бы сообразить… Дядя Миша! Ты у нас знаешь кто?
— Кто? — перепугался проводник.
— Ты у нас стратегическое оружие большой мощности, — торжественно произнёс сталкер. — А ну, быстро пошли к Корсару!
Лиманских сталкеров они нашли во дворе. Хмурый, осунувшийся Корсаков отдавал распоряжения своим. Он посмотрел на дядю Мишу.
— Что у вас в том сарайчике? Я мужикам велел Вадима и Василия пока что туда отнести. Позже похороним.
— Ну… ладно, пусть лежат ребята. Ничего там нужного нет, в сарайчике. — Дядя Миша огорчённо махнул рукой. — Эх… Молодые, жить бы да жить… Дима, друган мой… Помянуть надо ребят.
— Стой, дядя Миша! — быстро сказал Кайман. — Слушай, Корсар, это важно. У дяди Миши есть «прыгунок». Знаешь такой артефакт? Настраивается на проводника лично. Дядя Миша с «прыгунком» может перемещаться на пару километров в радиусе хуторка. Предел — до пяти кэмэ. С собой он может прихватить одного человека. Снайпера с винтовкой, а? Что скажешь?
— Эпическая сила! — с чувством сказал Корсар. — Ну, вы это… Да-а… Ты меня, мужик, просто в блинчик раскатал. Что у вас ещё есть в запасе? Признавайтесь сразу! Тактическая ядерная бомба в погребе? Ракетный комплекс в огороде? «Команч» с полным баком горючего, уж не знаю где… в сарае?
Дядя Миша вдруг просветлел.
— О, точно, вот куда я его дел! За стропила в сарае засунул! И вспомнить потом не смог.
— Кого? — подозрительно спросил Корсар.
— Дак этот, гаусс же, — объяснил дядя Миша. — Достался мне по случаю от святого человека. Ну, это, гостил у меня здесь один человек, а святость на него внезапно снизошла, после четвёртой бутылки. Он тогда отказался от пушки, отдал мне, сказал — негоже святому человеку руки пачкать. Ну, я не святой, я взял, конечно. Он-то потом передумал, когда протрезвел, и я бы отдал ствол, только найти не сумел. А сейчас вот вспомнил! Патронов только к нему мало…
