Здесь, в центре города, все было по-другому. Вначале казалось, что они легко найдут нужную улицу, но по мере приближения к цели возник целый лес трудностей. Проблемой стало даже определение номеров домов: краска слетела, таблички оплавились и стали нечитаемы. Здания-ориентиры либо рухнули, либо были изуродованы до неузнаваемости, а некапитальные постройки вроде остановок и торговых рядов сгорели дотла. В Центральном районе можно было десять минут ломать голову, и только потом догадаться, чем раньше была эта груда камней, и чей это памятник, оплавленный и похожий на языческого идола.
Понять, где они, можно было, только постоянно сопоставляя картину прежнего города с тем, что было перед ними теперь. А для этого приходилось вспоминать. Время проходило, а люди в кабине становилась все мрачней и напряженнее. Еще недавно делившиеся эпизодами из прошлой жизни, все больше угрюмо молчали. Они напрягали память, оживляя в ней картины того города, который находился на этом месте всего два месяца назад: вот здесь было кафе, вот здесь ресторан, а тут вроде бы торговали какими-то сувенирами. Каждый думал о чем-то своем.
Антон видел, с каким трудом выбирается направление. Курс корректировал один из "областников", немолодой лысеющий мужик с сизым носом в красных прожилках по фамилии Либерзон, сидевший между водителем и командиром. Звали его Иван Иванычем. Другой уцелевший из городского пункта управления сидел с краю, еще одно сидение в кабине пустовало.
Перед глазами проводника была подробная карта с пометками еще со времен спасательной операции. Красный круг радиусом в три километра соответствовал эпицентру первого, более мощного взрыва: месту, горело все, что могло и не могло гореть. Здесь была зона сплошных разрушений.
Из Зеленой и Синей зон уцелевшие жители Новосибирска давно вынесли все, что можно было употребить в пищу. Караваев даже удивлялся той методичности, с которой город был разграблен. В радиоактивном аду люди не пропустили ни одной буханки хлеба, ни одной банки консервов там, где можно было хоть недолго находиться на открытом месте; не забыли ни одного ларька, ни одной забегаловки, а про склады и говорить нечего. Выпотрошили даже автоматы по продаже леденцов, притом, что магазины бытовой техники или ювелирных изделий остались почти нетронутыми.
А здесь, рядом с "Ground Zero" на поверхности ничего не нашел бы даже самый отчаянный мародер. То, что не доделали пожары и взрывная волна, закончило наводнение - если что-то здесь и было, оно оказалось погребено под слоем спрессованных обломков. С лопатой тут было делать нечего, и даже экскаватор мог не помочь.
Но именно здесь глубоко под землей они надеялись найти то, что поможет Подгорному пережить новую зиму без голода.
Даже выйдя на поверхность, они продолжали жить в режиме вечного аврала. Как только в начале сентября закончилась свистопляска с уборочной, когда из земли пришлось выкапывать недозревшую картошку - практически монокультуру, сразу же началась подготовка к зиме, которую ждали рано. Уже в конце октября ждали заморозков до минус двадцати.
Еще в начале уборочной страды было ясно, что крохотного урожая хватит только до следующей весны. Охота не могла заполнить брешей, рыбы в ближайших реках не было, и даже забой лошадей и коз мало что дал бы.
Перед общиной снова встал ненадолго забытый призрак голода. В этой остановке ее руководство ломало голову, перекраивая продовольственные нормы как тришкин кафтан.
Наличного запаса хватило бы, чтоб пережить зиму. Но на грани голодного обморока, и не всем. Казалось, помочь может только чудо, но дни шли, а чудес не происходило. Стоит ли удивляться, что когда подвернулась возможность поискать еду там, где никому еще не приходило в голову - в эпицентре, за нее сразу ухватились?
Возглавлял экспедицию Павел Ефремов, за техническую часть и вождение отвечал работавший бывший нефтяник, работавший на "северах", а на Антоне лежала ответственность за спуск. Или "залаз", как он его называл.
Автопарк Города поражал пестротой. Тут были и армейские "Уралы", найденные еще в Новосибирске, и десяток КамАЗов, доставшихся поисковикам в почти идеальном состоянии, и две "Шишиги" выживальщиков, которые прошли испытание посерьезнее, чем ралли "Париж-Дакар". Из боевой техники имелось две боевых машины пехоты, три МТЛБ и несколько новых "Тигров" и "Волков". Тут же был целый взвод внедорожников и малотоннажных грузовиков. Все это собирали с миру по нитке; и если мелочь в основном происходила из подземных гаражей, где ее не затронуло действие импульса, то почти все большегрузные автомобили были добыты во время вылазок.
Но для особой задачи были выделены особые машины - два амфибийных вездехода ДТ-30 "Витязь". Эти двухзвенные гусеничные машины могли пройти по любому грунту, болоту, снегу, и даже пересечь средней ширины речку. После "доводки напильником" десятитонные вездеходы потяжелели еще на триста килограммов. Теперь они были полностью загерметизированы, а усиленный листовым свинцом корпус давал водителю и пассажирам защиту от остаточной радиации, почти как у современных танков. Ходовые качества не пострадали - для такого мощного двигателя лишние несколько центнеров были не помеха. Поступавший снаружи воздух очищала оригинальная система фильтрации: жалко, патент на инновацию было уже не оформить. По принципу "системы ниппель" снаружи разместили даже датчики радиоактивности, а табло счетчика вывели на приборную панель. Стальными заглушками закрыли все лишние окна, зато установили несколько камер для кругового обзора.
В принципе, это была и готовая противопульная броня, без которой экипажу агрегата, тащившегося с черепашьей скоростью, было бы очень неуютно. Конечно, полагаться на нее надо было с оговорками. Но на танки и БМП двадцать тонн груза не перевезти, да и не было у них танков.
Гусеничные "марсоходы", как их прозвали в Подгорном, нашли случайно, когда проверяли застрявшие на железной дороге составы. Они стоял на платформах посреди чистого поля, укрытые брезентом. Новенькие, без единой царапины, должно быть, направлялись в Нефтеюганск или Новый Уренгой, где подобную технику использовали нефтяники и газовики.
Были веские причины принять такие меры и выбрать для операции именно эти машины. Спустя год и месяц после взрыва двух бомб уровень радиоактивного заражения в Новосибирске должен был упасть до мизера, но с наступлением весны откуда-то вылезли мерзкие миллирентгены, которые за часы работы складывались в рентгены. В идеале желательно было провести большую часть работы, не покидая кабины.
