— Итак, друг. Давай всё сначала, — произнёс библиарий. — Ты сегодня расскажешь что-нибудь новое?
— Я уже всё рассказал, — ответил пленный.
— Тебя трудно читать, Несущий Слово, и трудно открыть, — заметил Прейто. — Я впечатлён. Другие бы сломались ещё несколько дней назад.
— Во мне нечего ломать.
— Ты убил лорда-примарха Вулкана?
— Вопросы и ответы, — проворчал Нарек.
— Сегодня для протокола.
— Нет, не я. Хотя и мог, если бы было чем.
— Кто это сделал?
— Я не знаю. Могу только предположить, что это сделал бессмертный человек, которого я знаю под именем Джон Грамматик, или, возможно, его неизвестный мне сообщник.
— У нас нет никаких данных про Джона Грамматика на Макрагге или…
— Я уже говорил. Он не оставляет следов. Я не знаю, что с ним случилось, но его целью было убить Вулкана.
— Что за оружие он использовал?
— Я не совсем понял. Копьё, созданное из силы Императора.
— И он им воспользовался?
— Возможно, он. Возможно, Кёрз. Кёрз тоже там был.
— Что случилось с Кёрзом? — спросил Прейто.
— Не знаю.
— Там были эльдары? Мы обнаружили неопровержимые доказательства, что использовалось их оружие.
— Нет. Их оружие использовал сообщник Грамматика. Хотя, похоже, их хозяева — эльдары.
— Что-нибудь ещё?
— Ничего.
Тит вышел из камеры и закрыл дверь. Щёлкнул замок. Снаружи, в мрачном коридоре одного из самых глубоких отрогов Крепости Геры его поджидал Мстящий Сын.
— Его рассказ изменился? — спросил он.
— Нет ни малейших намёков на расхождения, повелитель, — доложил Прейто. — Он продолжает свой странный рассказ о бессмертных ассасинах и Кёрзе. Я не могу сказать, правда это или ложь, но его показания сходятся с вещественными доказательствами, и, судя по тому, что мне удалось прочитать в нём — он верит в то, что говорит.
— Он не лжёт?
— Похоже, повелитель, у него нет причин лгать.
Жиллиман покачал головой.
— Я не понимаю. Он — Несущий Слово. Они оскорбили наш легион, как никто другой. Сейчас он на Макрагге, один, после Калта, но, несмотря на это, не выказывает ни вины, ни стыда, ни лжи, ни даже страха.
— Я думаю, он — весьма исключительный человек, повелитель. Я думаю, что он, возможно, в чём-то похож на кузнеца войны Дантиоха. Хороший человек, волей судьбы оказавшийся на неправильной стороне.
— Он — союзник?
— Не такой, как кузнец войны. Дантиох сам пришёл к нам и отказался от своего легиона. Нарек продолжает оставаться опасным. Он относится к нам как к врагам и по-прежнему верен Несущим Слово. Но он — лоялист.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Каждый день, когда я задаю вопросы, отвлекая его разум, я проникаю всё глубже, чтобы узнать скрытые истины. Он верен своему легиону, но это верность духу и принципам легиона, а не тому, чем он стал. Я чётко вижу две вещи.
— Какие?
— Во-первых, он удивительно целеустремлён и решителен. У него есть чёткая цель, которую почти страшно читать. Во-вторых, сама цель. Он хочет немедленно, что вызывает беспокойство, убить вашего брата Лоргара. Он живёт только ради этого.
— Это точно?
— Если не так, то это лучшая психическая обработка, с которой я когда-либо сталкивался. Что нам делать?
— Возвращайся завтра и задавай те же самые вопросы. Продолжай так каждый день, пока мы не узнаем правду.
— А что потом, повелитель?
— А потом, — ответил Жиллиман, — я прикажу казнить его как предателя и еретика.
Он очнулся и снова почувствовал боль жизни. Даже не открывая глаз, он понял, что находится на мире-корабле.
Он чувствовал запах эльдар.
Он сел. Помещение было небольшим. Он сидел на больничной койке, которая, как и всё вокруг, была сделана из кости духа. Она светилось внутренним светом, что, на его взгляд, было отвратительно.
— Ты вернул меня, — произнёс он.
— О, мне пришлось это сделать, Джонни, — ответил Деймон Пританис. — Никогда не бросай людей и всё такое.
— Я говорю о возвращении жизни.
— Да, они так решили. После того, что ты выкинул, Джонни, думаю, они хотят видеть тебя вполне живым, чтобы хорошенько наказать.
Джон вздохнул.
— Вулкан?
— Остался мёртвым. Твоя хитрость не сработала. Плюс, она убила тебя. Это было глупо, Джонни. Технически ты выполнил задание. Но они знают, что ты на самом деле хотел сделать.
— Откуда? Ты рассказал им?
— Мне это было не нужно, — ответил Деймон. — Гахет ждёт тебя. И Слау Дха. Они хотят знать, с кем ты говорил. Они хотят знать, от кого ты получил эти идеи. Они хотят знать, что ещё ты успел сделать.
Он замолчал. Потёр повязки на шее и челюсти.
— Главное, что они хотят знать, как ты предал их, и почему.
— Потому что я — человек, — произнёс Джон Грамматик.
Деймон рассмеялся.
— И в самом деле, смешно. Потому что теперь это правда. Тот безумный трюк? Передача энергии Вулкану? Он вытянул всё из тебя. Он вытянул всё из тебя, Джонни. Они вернули тебя к жизни, но она твоя единственная. Ты больше не вечный, Джонни, ты — обычный человек. У тебя осталась всего одна жизнь, и они собираются рассказать тебе, как ты её потратишь.
Загудев, за Деймоном открылась дверь.
— Они готовы, — сказал он. — Идём?
В глубоком склепе было тихо. Поминальное пламя трепетало на постаменте. Зитос стоял на коленях рядом с золотым саркофагом.
Звук появился и исчез так быстро, что он решил, что разыгралось воображение. Он подождал, прислушиваясь. Звук не повторился.
Он подождал ещё, желая, чтобы звук повторился.
Звук не повторился.
Это только его воображение.
На миг ему показалось, что он услышал удар сердца. Ду-дунт — один удар сердца.
Но нет. Он просто принял желаемое за действительное.
Саламандра Зитос склонил голову и продолжил траурную вахту.
Реальное пространство разорвалось, словно рана в животе. Из прорехи вывалилась кровавая искалеченная фигура и, размахивая худыми руками и ногами, оставляя красные пятна на горном снегу, покатилась по склону. Реальное пространство позади неё изогнулось и сократилось. Изорванная кровавая масса Ушпеткхара поперхнулась своим же чёрным ихором, забилась в конвульсиях и умерла, упав обратно в варп и закрывавшуюся прореху.
Наконец. Наконец-то сдох. Бой оказался слишком долгим и слишком изнурительным. Сколько дней, сколько недель они сражались в этой пустоте имматериума без места и времени?
Почти мёртвый, худой как покойник и пропитавшийся с ног до головы демонической кровью Конрад Кёрз поднялся. Он дрожал от холода, боли и голода.
