Когда он говорил про сигнал в виде выстрела в генеральскую голову, он не был серьезен. Но у жизни шутки оказались оригинальнее. И что теперь?
Да нет, генерал его не убьет. Он ведь нужен генералу. У того ведь, судя по тому, что они увидели, пока их тащили по территории, никакого подкрепления нет. Выходит, помощи старому хрену ждать неоткуда. И деваться ему отсюда некуда. Проводника в такой ситуации убивать глупо.
Угу, не умно. Вот только отчего-то между лопаток свербело в том месте, куда смотрел автомат телохранителя.
А патрон один. И чего с ним делать? Ну ничего, старый хрен, мы с тобой еще посчитаемся.
Мысли скакали в голове, как шальные белки. Яркими зигзагами.
- Ну, - поторопил старый хрен.
А рожа довольная.
Нет, все-таки не будут в него стрелять. Или будут? А вдруг будут?
Мунлайт посмотрел на Снейка. Медленно поднял руку с пистолетом.
- Извини, Змей Горыныч, - ухмыльнулся, словно прощаясь. - Так получилось.
Рука дернулась вверх. Грохнул выстрел. Эхом пролетел по Агропрому. Приглушенный вырвался наружу. Тихо, но отчетливо разнесся по ближайшим окрестностям.
Пуля ушла в потолок, скользнула в сторону рикошетом. Генерал разочарованно посмотрел на седого, перевел взгляд на его бородатого приятеля. Мун понял, что стрелять все-таки не будут, и с облегчением выдохнул.
- Сталкер в сталкера стрелять не станет, товарищ старый хер, - со смаком произнес Мунлайт.
- Балабол, - буркнул генерал и повернулся к охраннику: - Отведи их вниз и запри где-нибудь. И глаз с них не спускать.
- Слушаюсь, - отчеканил телохранитель.
- Если по дороге попытаются хоть на шаг в сторону дернуться, стреляй на поражение. Разрешаю.
Охранник кивнул и качнул автоматом.
- Руки за голову. На выход по одному.
* * *
Любой план хорош только на бумаге. Любая стратегия выглядит красиво только на словах. А на деле стройность и красота придуманных баталий выходит грязной. С потом и кровью.
«Свободовцы» начали атаку первыми. Три десятка хорошо вооруженных людей, похожих на терминаторов из допотопного фильма за счет могучих защитных костюмов, разделились на тройки и, прикрывая друг друга, стали методично подбираться к Агропрому.
Грохнул взрыв, уродуя ближайшую стену. Подрывники сработали как надо.
Беспредельщики из вольной группировки действовали четко и слаженно. Красиво. Пока Агропром не стал отвечать огнем.
Когда один из «свободовцев» кувыркнулся носом в землю, вся красота и изящество плана нарушились, потому как умирать никто не планировал.
Резаный со своими парнями чуть запоздал с наступлением. Зеленые пацаны, никогда не участвовавшие ни в чем подобном, ломанулись вперед яростной невменяемой толпой. И красоты в этом не было никакой.
Когда от Агропрома по бегущей толпе открыли прицельный огонь, ничего красивого не осталось вовсе.
Эйфория кидала вперед. Хорошие защитные костюмы создавали ощущение неуязвимости, но неуязвимости не давали.
Военные несколько дней назад прошли по Агропрому все-сметающей смертоносной волной и вымели из бывшего НИИ кучу отребья. Парни Резаного воевали с профессионалами. Воевали неумело, спонтанно. Неумно. Но все же поджимали.
А с другой стороны жали «свободовцы». Профессиональнее, с пониманием дела. Но и здесь не было ни красоты выстроенной накануне стратегии, ни романтики боя, о которой трындят восторженные недоумки.
Все выглядело зло, хаотично и страшно.
* * *
Когда треснула первая очередь, Мунлайт и Снейк под присмотром трех автоматчиков спускались по лестнице. Первым напрягся генеральский охранник. Дернул было автомат, но подопечные не собирались бежать.
Выстрелы зачастили с новой силой где-то в стороне. Потом откликнулись ближе.
Телохранитель выматерился.
- Я к генералу. Эти двое на вас.
И крупными скачками через несколько ступеней помчался наверх.
- Шевелись, - зло рявкнул на Мунлайта один из автоматчиков.
А потом грянул взрыв, оглушая, сотрясая стены. Обвалился пласт штукатурки. Что-то рухнуло сверху, долбанув седого по темени. Перед глазами поплыло, и Мун опустился на колени.
- Твою мать, - пробормотал он, переставая понимать, что происходит вокруг.
Совсем рядом затрещали автоматы.
Когда-то Хворостин сказал, что здесь идет война. Тогда генерал слукавил, чуть приукрасил, чуть нафантазировал. Сейчас фантазия превращалась в реальность. Мате-риализовывалась.
Потеряв всякий контроль над собой и своей речью, генерал судорожно впихивал в пистолет обойму.
Звякнуло разлетевшееся оконное стекло. Хворостин шарахнулся в сторону. Только шальной пули ему не хватало. Вжавшись спиной в стену, он заскользил по периметру помещения к окну. Осторожно выглянул наружу.
Дверь распахнулась от сокрушительного удара.
Хворостин резко обернулся и чуть успокоился. В дверях стоял охранник.
- Что происходит? - зло спросил генерал.
- Нападение. Судя по всему, идет по двум направлениям.
- Кто напал? Сколько их? Откуда?
- Не знаю, товарищ генерал, вам надо уходить отсюда.
«Куда? Некуда отсюда уходить», - подумал Хворостин и молча пошел к двери.
За что они воевали? Нет, не военные, которые вгрызлись в Агропром и держали его всеми силами. А те, другие, которые, зная о планах генерала, зная, что могут уйти, остались и взяли в руки оружие?
За что ломился вперед озверевший Рыжик, когда пулей свалило его приятеля? Ведь не за возможность таскать артефакты, рискуя жизнью, облучаясь, постепенно подгоняя собственный конец.
За что отчаянно воевал Резаный? Ведь не за статус местечкового гуру.
За что отнимал то, что обещал Гиппократу спасать, Айболит?
За что пришла воевать сама Коса?
Наталья не могла этого объяснить. Говорить или даже думать о таких вещах словами не получалось. Такие вещи надо чувствовать. А когда пытаешься передать чувство на словах, оно теряется. Язык несовершенен, он губит искренность.
Коса вынырнула из укрытия и побежала вперед, постреливая на бегу. Неприцельно, бессмысленно, наудачу.
Искренне она чувствовала, что они воюют за свой дом. Потому что в конечном счете человек воюет по-настоящему только тогда, когда у него пытаются отнять дом, жизнь, родных.
Выходит, Зона стала всем этим людям родным домом?
Глупость какая.
Она бросилась на землю, скрывшись за невысокой кочкой, чувствуя себя в безопасности. Врага видно не было, а значит, и ее не видно.
Это была последняя мысль женщины-сталкера. Шарахнула очередь.
