Ознакомительная версия.
— Их надо отпустить, — возразил я. — Разморозить и отпустить…
— И что же мы будем делать? — Отец кивнул в сторону Солнца, мы чувствуем его даже через броню корабля. — Там?
— Но тут же есть океаны! — воскликнул я. — Океаны! Они полны рыбы! И планктона…
Отец помотал головой. Отрицательно.
— Почему? Почему? Мы могли бы процеживать океан, океана хватит на миллион таких баз, как наша! Там моллюски, там водоросли! Нам хватит навсегда!
Отец потер рукой голову:
— Мы не можем использовать океан. Ни один из нас не может переносить морскую воду, ты же знаешь, она разъедает кожу. Йод, он нас убивает! И продукты… Мы не можем употреблять морепродукты. Аллергия. В первые рейды мы пытались… Вплоть до остановки дыхания. Только мясо. А мяса не так уж много…
В полированном металле стола мутнело мое отражение. Круглая коричневая голова, дырки вместо ушей. Желтые глаза.
— Все будет идти, как шло, — сказал отец. — Это, в конце концов, обычный белок…
— Это не белок…
— Это белок, — с нажимом сказал отец. — Всего лишь белок. А колония должна жить. У нас нет другого выхода. Мы можем умереть с голода…
Я поглядел на отца. Упрямо. И тогда отец нанес удар.
— Успокойся, сынок, — он дотронулся до моего плеча, — успокойся. Помни о матери. Помни об Эн.
— При чем здесь это?! При чем здесь они?!
— Мы возвращаемся домой, — сказал отец.
— Когда?! Почему?!
Отец положил на стол руки, они были большие, черные и длинные.
— Три дня, — ответил отец. — Осталось три дня. Все группы уже собираются к кораблю.
— Почему?! — Я вскочил. — Еще же две недели…
— Идет циклон.
— Что?
— Циклон. С запада. Мощный. Нам нельзя здесь больше оставаться. Мы не можем рисковать.
— Но ведь циклон не страшен кораблю…
— Не будем рисковать, — сказал отец с твердостью. — Это ни к чему. Мы уходим через три дня…
— А как же…
— Вопрос закрыт.
— У того парня, ну, которого я притащил… У него татуировка на плече. Наш Знак. Знак Меркурианской базы…
— Это ничего не значит, — отец меня не слышал. — Мы — не они. Они — не мы. Это теперь навсегда. Совсем навсегда. Пойми.
— Не пойму.
— Когда ты идешь, ты много чего встречаешь, — сказал отец. — Много чего по дороге. Но почти все, что ты встречаешь по дороге, почти все остается у тебя за спиной. Этот человек… Он тоже останется. Как остались многие тысячи до него. И как будут тысячи после него…
— Я хочу его отпустить.
Это я сказал по возможности твердо. Я никогда и ничего не просил у отца. Я не люблю просить. Но здесь я просил.
— Мы должны его отпустить. Он же человек! Вполне может быть, что он тоже потомок Алекса У! Алекс У выжил и оставил здесь своих детей…
— Ты же видел. — Отец кивнул в сторону сейфа. — Алекс У — это тоже теперь не мы.
— Я хочу его отпустить.
— Этого не будет, — так же твердо ответил отец. — Как у вас дела? Как танк?
— Танк в норме…
— Вы собрали… Что вы должны были собирать?
— Дисплеи. Мы должны были собирать дисплеи…
— Собрали?
— Да. Собрали. Упаковали. Даже чуть больше…
— Отлично. Отлично… Можешь отдыхать. Лучше не выходи на планету, так, на всякий случай…
— А что Бугер? — поинтересовался я.
— Бугер? Бугер… Жаль. Отличный был парень, с чутьем… Я скажу его матери. Если я не ошибаюсь, его убил этот самый… человек?
Мне нечего было ответить. Его убил человек. Да. Но что тут было удивительного? Мы на их глазах замораживали других таких, как он…
Человек убил Бугера.
Топориком. Наверное.
— Это лишний раз доказывает… — начал отец. — Ладно, я не то хотел сказать.
— Что мы будем делать с телом?
— А что ты предлагаешь сделать с телом?
— Я не знаю, — развел руками я. — Это же белок.
— Не говори ерунды, — нахмурился отец. — Мы не потащим Бугера…
Отец вдруг уставился на меня. И глаза его расплылись почти на все лицо.
— Не смотри на меня так! — рыкнул отец. — Не смей даже так думать! Мы никогда так не делали!
Отец сказал это очень убедительно.
Но я больше ему не верил.
Не знаю, сколько времени прошло. Год. Наверное, год. Я лежал в холоде и в пустоте. Ничего уже не хотел.
Вокруг была темнота, а потом меня опять тащили. Опять за шею. Я пробовал пошевелиться, но не мог — руки и ноги пребывали в деревянном состоянии. Постепенно я начал понимать, что вокруг совсем не темно, просто на голову мне надели мешок. Тот, кто меня тащил, особой деликатностью не отличался, когти впивались в горло, срывали кожу.
И вдруг я почувствовал воздух. Воздух пах пылью, я вдруг подумал, что меня, может быть, не сожрут. Так, несильно подумал, думать сильно у меня уже никакой жизни не было.
Тащивший меня остановился. Я было дернулся, но тут же получил увесистый пинок в бок, ребра треснули. Наверное, сломалась пара штук. Ничего, зарастут помаленьку.
Этот пнул меня еще раз, после чего продолжил волочь. И вдруг, сам не знаю почему, наверное, я все-таки мозгами повредился немного, так вот, не знаю почему, я начал считать. Вслух.
— Раз, два, три, четыре, пять…
Громко, практически выкрикивая каждое слово, захлебываясь этим счетом, с яростью.
С ненавистью. Ненависть. Впервые в жизни я испытывал ненависть. Я ненавидел эту тварь. Ненавидел их всех. Хотел разорвать в клочки, в пыль, в грязь, в жижу.
— Двадцать пять! Двадцать шесть! Сдохните! Сдохните! Двадцать семь! Вы все сдохнете!
Он ударил меня еще, и снова по ребрам, в этот раз точно сломал, меня дернуло болью, я закашлялся. Прикусил язык, кажется, во рту почувствовалась кровь, я выплюнул ее и заорал:
— Двадцать восемь! Сдохните! Сдохните! Сдохните! Сдохните! Сдохните!
Он рявкнул чего-то, я не понял, затем поднял меня за горло, ударил о землю. Вдавил меня во что-то жидкое, в грязь. Поставил на грудь ногу. Дыхание остановилось.
— Сдохните… — прошептал я на последнем выдохе.
Сдохните. Сдохните тысячу раз, будьте прокляты тысячу раз!
— Сдохните.
Тварь убрала ногу. Я лежал. Дышал. Дышал. Все-таки поднялся. Сел. И сорвал мешок.
Я сидел на земле. Она была выжжена и перепахана машинами тварей. Изуродована. Гусеницы и колеса разворотили землю, глубоко почти на полметра. И почти на все эти полметра она была черной и сплавившейся.
Потом я поднял голову.
В первую секунду я не понял, что именно увидел. Небо в тучах. В тяжелых и грозовых. Осень, она уже, наверное, на середине, погода портилась. Зима скоро. Тучи висели низко, медленно переливались, а под ними…
Ознакомительная версия.