Ознакомительная версия.
Работник принес вино с сильно полинявшей этикеткой.
– О, да это «кармадильон»! – искренне удивился Галлен. – Как к вам попала эта бутылка?
– Ну… – смутился хозяин. – Лет семь тому назад проезжали здесь солдаты наемные. Видать, богатую добычу взяли и гуляли три дня. А когда перепились, я один ящик из воза и умыкнул. Все равно бы перебили. Они эти бутылки бросали вверх да с арбалета разбивали. Разве так можно? Я потом целую неделю стекло битое с дороги собирал. Разве так можно?
– Я с вами полностью солидарен, хозяин Гонза. Давайте выпьем этого замечательного вина за тех, кто спасает ценности от уничтожения, – сказал Галлен и, срезав кинжалом верхнюю часть пробки, ударом пальца протолкнул оставшуюся внутрь.
– Да вы умелец! – удивился харчевник.
– Что есть, то есть. Подставляйте бокал.
Бокалов не было, так что они выпили из глиняных чашек.
– М-м, хорошее вино, – произнес Галлен. – Хорошо, что вы стащили этот ящик.
– Да, наверное, я был прав, – согласился харчевник.
– И часто у вас бывают наемные солдаты?
– Не часто. Они в основном по большой дороге проходят, там, где земля ничейная.
Харчевник махнул в сторону гор.
– А здесь редко. Но вот вчера какие-то заезжали. Может, и не наемники, но при оружии. Я, честно говоря, струхнул маленько, – признался харчевник, понижая голос и наклоняясь к Галлену. – Морды прямо воровские какие-то. Я своим оркам даже дубины раздал на ночь, но обошлось. А сегодня утром ихний главный даже два крейцера сверху дал. Хорошо, говорит, у вас тут, спокойно, а глаза такие нехорошие.
– А каков он из себя?
– Каков из себя? Ну, высокий, малость седоват. Одет хорошо, по-господски.
– Как его называли?
– Полковником назвали, но всего раза два. Сначала, когда заселялись, его помощник, самый верный, полковником назвал. А потом уже утром, когда отъезжали, тоже – он. Говорит, едемте, полковник.
– Почему вы сказали «верный»? Остальные его чурались?
– Ну, – хозяин пожал плечами, – косо они на него поглядывали, остальные-то. То заискивают, а как отвернется, так волками зыркают, а этот, который помощник, тот, сразу видно, верный слуга.
– А сколько их всего было?
– Ну, главный и остальных шестеро. Всего семь.
Галлен кивнул и снова налил вина – себе и харчевнику.
– За встречу, – сказал он, поднимая чашку.
– Да, за хорошую встречу, – согласился хозяин, и они снова выпили. Потом Галлен принялся за прошлогодние яблоки, рыхловатые, но сладкие, а харчевник снова с заговорщицким видом нагнулся к нему и спросил: – Ну и что, ваша милость, опознали вы кого-нибудь?
– Из тех, что вы описали? Нет. Разве так определишь, это же видеть нужно.
– А чего же вы расспрашивали?
– Так, на всякий случай. Мало ли что может пригодиться, это же дорога, тут всякое бывает.
– Это точно. Дорога есть дорога, – согласился харчевник.
Утром, еще до рассвета, Галлен распрощался с радушным хозяином, и отряд выехал на дорогу.
На всех троих была постиранная, но пока сырая одежда, однако на глаженье и сушку времени не оставалось. Галлен отказался ждать, сказав, что в седле и так сойдет, а Клаус не возражал, ему возиться с утюгом тоже не хотелось.
Теперь, шаг за шагом, он втягивался в дорожный ритм и постепенно разогревался, стараясь отвлечься от неприятных ощущений, вызываемых сырой одеждой.
Когда стало светать, в придорожных кустах пробудились птицы, оглашая затянутые туманом окрестности разноголосым гомоном.
Дорога петляла между рощами и неглубокими сухими ямами. Повсюду стояли цветущие травы, и по мере того, как прогревался воздух, они наполняли его медовыми ароматами.
– А куда мы теперь, ваше благородие? – спросил Ригард, кромсавший зубами огромный кусок сахара, подаренный добрым харчевником.
– Мы едем до города Тайбея. До него уже недалеко, к вечеру, если ничего не случится, мы там будем.
– А чего в этом городе можно ожидать?
Галлен вздохнул. Его и самого интересовало, что их могло ждать в Тайбее. С одной стороны, он надеялся, что соблазны этого городка задержат Лефлера, а с другой – полковник мог воспользоваться Тайбеем как контрловушкой, где к его услугам были десятки воров и наемных убийц.
– В городе, где нет городской стражи, ожидать можно всякого.
– А почему там нет стражи? – спросил Клаус, возвращаясь из своего мира грез, где царил образ Ядвиги.
– Этот город находится за пределами действия королевских законов.
– Но на королевской территории?
– Да.
– А почему так странно?
– Таковы были условия подписания мирного договора. Генрих Четвертый Миротворец не хотел ущемлять местные народы и оставил им некоторые свободы, но, как мне кажется, зря. Они не оценили его доброты.
– Если это воровской город, как же там можно жить?
– Днем там вполне сносно, только кошельки надо держать крепче.
– Слышишь, Клаус, это к тебе относится, – заметил Ригард, поскольку Клаус являлся хранителем их общей казны, насчитывавшей пока один серебряный талер и пять с половиной крейцеров.
Клаус кивнул. Он снова возвращался мыслями к Ядвиге.
– Ваше благородие, мне кажется, Маверик против меня что-то замышляет! – пожаловался вдруг Ригард.
– Что?! – воскликнул Галлен и всем телом развернулся в седле. Кошмар бесконечной войны Бурта и Маверика вновь возвращался.
– С чего ты взял?
– Он постоянно на меня косится и скалит зубы!
– Дай ему сахару, у тебя же остался, – напомнил Клаус и сбил кинжалом макушку полыни.
– Ну конечно! Он же сожрет и спасибо не скажет!
– Конечно, не скажет. Это же мул.
В предместья Тайбея, как и планировал Галлен, они прибыли, когда солнце уже клонилось к горизонту. Вокруг все еще были земли короля, а тем, кто забывал об этом, о королевской власти напоминала стоявшая у дороги сторожевая крепость с гарнизоном в пару сотен солдат.
Отсутствие у нее рва компенсировалось высокими, едва ли не до сорока футов, стенами с множеством стрелковых бойниц. На башенных площадках были установлены метательные машины, которые забрасывали двадцатифунтовые каменные ядра на пять сотен ярдов.
Напротив крепости дорогу преграждали «воротца» – сине-белое полосатое бревно, положенное на две подпорки и посаженное одним концом на железную ось. Предполагалось, что бревно будет подниматься перед каждым экипажем или одиночным путником и выпускать его из королевства после того, как часовые убедятся в его добропорядочности. Однако всякий раз тягать за веревку солдатам не хотелось, так что дорога на ничейную территорию была накатана слева от крайнего столба, а часовые, вместо того чтобы стоять с алебардой, сушили на жаровне хлеб и не обращали на проезжих никакого внимания.
Ознакомительная версия.
