Чистильщики пережили аварию без потерь. Добросовестно пристегнутые к своим креслам, они не разлетелись по палубе и не переломали себе шеи и конечности. Но после всех рывков и болтанок кое-кто из солдат, видимо, задыхаясь из-за врезавшихся в тело ремней, вздумал их отцепить. И все бы ничего, но эти не ориентирующиеся в обстановке бедолаги не учли одного: того, что катер лежит на боку, и только ремни удерживают их от падения.
— Отставить панику! — взревел Грободел, глядя, как пять или шесть его бойцов вываливаются из кресел и, кувыркаясь, падают на левый борт справа и слева от нас. — Пристегнуть ремни! Сидеть на местах! Стиснуть зубы, терпеть и не дергаться без приказа, ублюдки!
Тоже накрепко пристегнутые к креслам, Хряков и капитан имели представление о том, что происходит с «Ларгой». Чем это все закончится, они, конечно, сказать не могли. Зато отчетливо понимали: приказать солдатам покинуть борт именно теперь — значит устроить на палубе самоубийственную кучу малу и заставить их прыгать вниз с огромной высоты. Выбор спасительных тактик у полковника был невелик. И он придерживался самой разумной: прежде всего дождаться, когда играющая катером силища оставит его в покое, или, что более вероятно — уронит. А уже потом — заниматься эвакуацией из разбитой машины личного состава, пленников и, если повезет, груза.
И я безоговорочно поддерживал это мудрое решение Грободела, да и куда мне еще было деваться-то? Но хвала тем чистильщикам, что по собственной дурости выпали из кресел! Кабы не они, страшно даже подумать, чем в итоге все это могло бы обернуться для нас с Тиберием.
Один такой облаченный в доспехи и вооруженный до зубов неудачник точно придавил бы нас, не определи мы вовремя, куда он должен упасть, и не раскатись в стороны на всю длину нашей цепи. Бранясь и размахивая руками, он грохнулся аккурат между нами, что вышло удачно для нас, но не для него. Треснувшись лбом о кронштейн, к которому мы были прикованы, солдат — спасибо его шлему, — не расколол себе череп, но вмиг лишился сознания и остался лежать без движения лицом вниз. Прочим упавшим повезло больше. Но все они также крепко шмякнулись о борт и потому не вскочили на ноги сию же секунду, а продолжали валяться и, корчась, потирали ушибленные места.
Между тем стоящая вертикально палуба начала опускаться и мало-помалу выравниваться. Ротор поднимал нас к своей верхней точке, где лежащая на ковше боком «Ларга» вновь должна была на некоторое время принять нормальное положение. Однако при последующем неминуемом спуске она в любом случае перевалится на правый борт и выпадет из ковша. И обо что катер затем ни ударится, поручни меня и Свистунова уже не спасут. Лишившись опоры под ногами, мы больше ничем не сможем себя обезопасить. Как не спасет нас и Хряков, который черта с два покинет свое надежное кресло с ремнями для того, чтобы снять наши ошейники. Пусть лучше я останусь для него мертвый в цепях, чем снова окажусь на свободе, да еще заставлю полковника рисковать ради меня своей жизнью.
Потребовать, чтобы Грободел бросил нам ключи? Но зачем, если и так понятно, что он мне по этому поводу ответит. Нет, не стоит привлекать его внимание. Наоборот, пока он таращится в иллюминаторы, пытаясь предугадать, что ждет нас дальше, мне кровь из носу нужно проделать то, что Хряков явно не одобрит.
У валяющегося между мной и доктором чистильщика помимо оружия также имелся при себе миниатюрный лазерный резачок, входящий в штатный арсенал любого современного солдата. Убедившись еще раз, что не привлекаю ничье внимание, я отстегнул инструмент от пояса бессознательного бойца и не мешкая разрезал нашу цепь лазером пополам.
— Что вы делаете? — осведомился Тиберий, удивленно вылупившись на оставшийся при нем обрывок цепи.
— Тс-с! Лежи смирно, не дергайся! — Я приложил палец к губам и с оглядкой на солдат ответил: — Разве неясно: избавил тебя и себя от виселицы… — И, переведя взор на выбитые иллюминаторы правого борта, добавил: — А теперь вот думаю, как бы слинять отсюда, пока есть шанс.
— Вы это серьезно?! — не поверил Свистунов, переходя на громкий шепот.
— Серьезнее не бывает, — подтвердил я. — Или ты действительно полагаешь, что даже если мы сегодня выживем, в «Светоче» с нас снимут ошейники и дадут тебе спокойно излечить меня от аллергии?
— Такое допустимо, но выпустят ли вас потом на свободу — большой вопрос. — Лицо доктора скривилось, как будто он разжевал и проглотил целый лимон. — Но как мы выживем при бегстве?
— Шанс невелик, но он есть, — повторил я и поторопил колеблющегося компаньона: — Определяйся скорее, доктор: ты со мной или остаешься? Потому что, когда палуба станет ровной, я намерен рискнуть.
— А «Лототрон»?
— Если повезет, утащим и его. Ну а нет — хрен с ним! Другие «Лототроны» в Зоне еще можно найти, а вот новую жизнь…
— Так и быть: я с вами! — исполнился-таки решимости Свистунов. — Говорите, что нужно делать!
— Пока прикуси язык и помалкивай. И обуздай страх высоты. Хорошенько обуздай! Если сдрейфишь и замешкаешься, считай, что ты — труп…
Вскакивать на ноги не пришлось. Борт, на котором мы лежали, сам поднял нас и поставил на палубу. И едва она выровнялась настолько, что по ней вновь стало можно ходить, я, как и планировал, приступил к действиям.
— За мной! — скомандовал я Тиберию и, перепрыгнув через осевшего на пол бесчувственного бойца, бросился на корму. Только так можно было быстрее всего обежать отделяющие нас от правого борта ряды пассажирских кресел. Один из выпавших оттуда и не успевших подняться солдат попытался меня задержать, бросившись под ноги. Но я вовремя это заметил и зарядил ему встречным ударом ботинка по лицу. А затем, не останавливаясь, обогнул кресла и устремился вдоль выбитых иллюминаторов обратно на середину палубы.
Как и предполагалось, после нашей выходки солдаты подняли гвалт и сразу отвлекли Хрякова от наблюдения за обстановкой снаружи. Когда же он обернулся и сообразил, что стряслось, я уже вытолкал контейнер с «Лототроном» в иллюминатор и подсаживал Свистунова, которому было трудно выбраться наружу, опираясь на одну руку. Времени у нас было в обрез. Катер в эти секунды как раз достиг вершины «чертова колеса» и, дребезжа, поскрипывая и кренясь на другой борт, поехал вместе с ковшом вниз.
— Крысы! — вскричал полковник, выхватывая из кобуры «Страйк». Но рассаженные по палубе между Грободелом и мной бойцы загораживали ему цель и не позволили выстрелить. Впрочем, его это не смутило, поскольку каждый из них мог справиться с такой задачей не хуже командира: — Солдаты, слушай мой приказ: все, кто может стрелять — огонь по крысам!