Когда Ренки наконец покинул храм, чувствовал он себя просто омерзительно. Насквозь пропитавшаяся липким потом одежда, подгибающиеся от усталости ноги, странная резь в глазах и звон в ушах. Но самое противное – это сомнение, а прошел ли он в действительности это проклятое испытание.
Нет, вроде бы все формальности были соблюдены. Он выдержал и поход по коридору, и пребывание в том странном зале, но…
Ренки все же смог пересилить себя и вернулся в лагерь на своих ногах, а не опираясь на плечи товарищей, как дряхлый старик. Однако это потребовало от него стольких усилий, что, едва оказавшись в своей палатке, он рухнул на лежак и немедленно провалился в тяжелый, полный странных видений и кошмаров сон.
– Доброго утречка, – услышал он довольный голос приятеля, когда, пробудившись, мысленно кряхтя и стоная, покинул свое убежище. – Как спалось?
– А разве уже утро? – удивился Ренки, по привычке изучая тени скал, вопреки словам приятеля тянущиеся с запада на восток.
– Да нет, – успокоил его Готор. – Только-только поставили котелки ужин стряпать. Ты спал всего часов шесть, да так крепко, что я не смог разбудить тебя на обед. Так что до ужина придется немного подождать, но, если ты голоден, я, по старой армейской привычке, заныкал тебе с обеда пару пирожков и миску похлебки.
– Проклятье, всего-то ужин, а такое ощущение, будто это утро было несколько дней назад. Столько всего произошло… – Ренки невольно посмотрел в сторону возвышающегося над долиной плато, а потом подумал хорошенько и добавил: – Пожалуй, дождусь ужина. У меня за весь день и маковой росинки во рту не было, но есть как-то не очень хочется. Такое ощущение, что меня там просто раздавило и вывернуло наизнанку. И так – несколько раз подряд.
– Да… – сочувственно покивал головой Готор. – Вам сильно досталось. Одивия вон тоже еще отсыпается.
– А ты? – осторожно поинтересовался Ренки. – Ты какой-то уж очень бодрый и веселый. Не то чтобы мне это не нравилось, просто последние дни ты ходил как в воду опущенный. На тебя это вообще никак не подействовало?
– Подействовало, но, видимо, не так сильно, как на вас. Знаешь, я там, с этой штукой… Хоть убей меня – не скажу, что это такое и откуда оно взялось! Но я с ней как будто поговорил. Точнее, разговором это сложно назвать – скорее уж чем-то вроде слияния разумов. Брр… Самому стало страшно от такого определения! В общем, я с этой штукой вроде как поговорил и понял, что в принципе она может вернуть меня обратно в мой мир, если я действительно этого захочу. У меня там даже был момент… Я как будто увидел стартовый зал спецкомплекса и понял, что стоит только шагнуть туда – и я дома! Ты, может, помнишь, я тогда тебя еще позвал? В общем, я тогда был почти полностью уверен, что пожелай я – и этот Амулет выкинет меня прямо в спецкомплекс, в добрые, но суровые дедушкины объятия! Я уже почти сделал этот последний шажок, но оглянулся, чтобы попрощаться с тобой или взять с собой, если ты согласишься, и увидел, что ты там возле стеночки скрючился совсем никакой. Ну, думаю, так поступать не по-людски. Все-таки сколько лет вместе, и уходить не попрощавшись, не говоря уж о том, чтобы оставить тебя в состоянии беспомощного котенка среди чужих людей, – это будет совсем неправильно.
– Значит, ты все-таки решил уйти? – хмуро переспросил Ренки. – Окончательно решил?
– Тогда я был в этом уверен, – быстро теряя дурашливость и становясь серьезным, ответил Готор. – А вот сейчас… Помнишь, я как-то говорил Риишлее про «синдром закрытой двери»? Ну, когда в доме есть закрытая дверь, ты не можешь удержаться, чтобы не попробовать ее отпереть, хотя, возможно, за ней нет ничего интересного? Вот теперь, по сути, моя проклятая дверь открыта. Теперь, когда я знаю, что могу уйти практически в любой момент, вся эта ситуация смотрится уже совсем по-другому.
– Значит, остаешься! – Ренки постарался сказать это как можно более равнодушно, но губы сами, вопреки его воле, расплылись в довольной улыбке.
– И опять же – не знаю! – развел руками Готор. – Есть еще много доводов и за тот, и за другой вариант. Есть еще и множество других вариантов.
– А среди них, – осторожно поинтересовался Ренки, – нет, например, такого, что и я отправляюсь с тобой?
– Может, и есть, – задумчиво ответил Готор. – Хотя, если честно, не советую. Неизвестно, сможешь ли ты вернуться обратно. А у нас тебе, скорее всего, не понравится.
– Летать по небу на железных птицах. Прыгать из-за облаков вниз на специальных куполах из тонкого, но прочного шелка. Мчаться на чудо-повозках с невообразимой скоростью. Оружие, которое может выстрелить несколько десятков раз подряд без перезарядки. Еще ты говорил про это… ну, загнанные в медные веревки молнии. Свет, который включается одним нажатием пальца. Горячая вода, которая сама вытекает из стены. Виды с другого края земли в специальных ящиках. Возможность говорить с человеком, находящимся на другом континенте, так же легко, как если бы он стоял на расстоянии не дальше вытянутой руки. Ты рассказывал, что в твоем мире есть множество чудес. Так почему ты думаешь, что мне там не понравится?
– Тебе будет трудно привыкнуть к взаимоотношениям между людьми, – слегка грустно усмехнулся Готор. – Боюсь, теперь и мне будет непросто к этому привыкнуть, врос я тут, знаете ли, в шкуру феодала!
– Не понимаю, – пожал плечами Ренки. – Если все простолюдины там такие же, как ты, то я, скорее, склонен думать, что все там у вас – люди благородного сословия. А благородные люди всегда смогут найти что-то общее.
– Если бы все было так просто, – рассмеялся Готор, и в смехе его звучала изрядная толика горечи. – Увы. У нас есть и люди благородные, и простолюдины, и быдло. Просто со всеми надо обращаться одинаково. Да-да, понимаю, это глупо. Но таковы правила. Или, к примеру, взять женщин. – Готор почему-то кивнул на палатку Одивии. – Тебе даже наша достойнейшая Одивия Ваксай кажется очень необычной, излишне смелой, а подчас и неприлично дерзкой и грубой. А там у нас встречаются такие экземплярчики, по сравнению с которыми Одивия – самая прилежная и скучная ученица пансиона благородных девиц. Да тебя же там просто сожрут с твоими представлениями о кодексе благородного человека!
– Ну… – усмехнулся Ренки, гордо вздергивая нос. – Моя шпага останется при мне, так что, хотя ты и рассказывал, что дуэли у вас запрещены, но никто не может запретить истинно благородному человеку отстаивать свою честь!
– Вот об этом я и говорю, – покачал головой Готор.
– О чем? – переспросил Ренки.
– О том, что мир там настолько иной, что ваша шпага там может оказаться абсолютно бесполезной и даже смешной.