это обсудить.
И зря он, кстати, считает, что наркотики — не причина.
Его юношескую категоричность я понимаю, сама такая была, но здесь он перегибает. Даже если Шанкара действительно запала ему в душу раньше, без травок Элизы на изнасилование он точно не пошел бы.
— Я освобождаю тебя от данного слова, — продолжил Санджай. — Считаю, что долг жизни закрыт. Я спас тебя тогда под обвалом, ты оставила меня в живых в тот момент, когда имела полное право убить.
Хороший выход, мысленно улыбнулась я.
Конечно, я не отнеслась всерьез к тому давнему казусу, когда Шанкара пообещала исполнить любое его желание в счет долга жизни, а Санджай ляпнул, что станет ее первым мужчиной.
Однако слово было дано, и рано или поздно эту проблему пришлось бы решать.
Можно было выкрутиться, в том числе и не очень красиво, — например, «он стал первым, в ком я увидела мужчину», — и это сошло бы мне с рук при попустительстве самого Санджая.
Но в его изложении сейчас получилось действительно честнее и правильнее.
— Поверь, я оценил твое великодушие, — добавил Санджай. — Вряд ли я сам в подобной ситуации нашел бы в себе силы сохранить жизнь врагу.
Хватит, пожалуй. Мальчишка сейчас совсем в дебри самокопания уйдет.
— Долг жизни принят, долг жизни закрыт, — спокойно кивнула я.
— Благодарю, — склонил голову Санджай.
— И я принимаю твои извинения, — добавила я. — Не мне тебе указывать, но все-таки выскажу свое мнение. Наркотики — не оправдание. Но они — причина. Я не верю, что без травок Элизы ты пошел бы на изнасилование.
Санджай вздрогнул и чуть ли не впервые за весь вечер поднял на меня взгляд.
— Ты действительно так считаешь? — нашел в себе силы все же уточнить он.
— Да, действительно, — кивнула я. — Мне импонирует твое желание нести полную ответственность за свои действия, но отбрасывать объективные обстоятельства все же не стоит. Будь ты подлецом и трусом, сейчас не чувствовал бы за собой эту вину.
— Благодарю, — впервые за вечер, а может, и за все эти месяцы, улыбнулся Санджай. — Я постараюсь научиться объективности.
Я с улыбкой кивнула в ответ.
*****
Поговорив с Санджаем, я направилась в кабинет главы рода. Дядя понимающе улыбнулся и указал на кресло.
— Поясни мне ситуацию с Лилей, — попросила я. — Если бы она осталась жива, что с ней было бы дальше?
Дядя вздохнул и едва заметно прищурился.
— Мне пришлось бы ее убить, — коротко ответил он.
— Почему?
— А сама как думаешь? — удивленно приподнял бровь дядя. — Она опозорила род своим поведением!
— Она — ребенок.
— Не так просто, — хмыкнул дядя. — Ребенком она была до пробуждения источника. Если помнишь по своему детству, детей практически не выпускали из поместья. И уж точно никогда за его пределами не оставляли без присмотра. Когда пробуждается источник, ребенок становится ограниченно дееспособным. Да, за него по-прежнему отвечают взрослые, но есть отдельный перечень проступков, за которые ответственность он несет сам. Следующая промежуточная стадия — шестнадцать лет. В это время уже можно стать совершеннолетним, пройдя ритуал вступления в основу рода, в это же время начинается учеба в Академии. Самостоятельное проживание накладывает свой отпечаток, даже ребенок может опозорить род. Не так, как взрослый, но и из-за подростковых конфликтов в Академии начинались клановые войны, есть примеры в истории. Формально совершеннолетие наступает в восемнадцать, да, но фактически самостоятельная жизнь — это и есть главный критерий взросления. Не по закону, а по духу понятия «взрослый». Административные и другие, вплоть до средней тяжести, проступки, несовершеннолетние студенты делят с опекунами. Но за убийство или покушение на убийство подросток будет отвечать сам. По всей строгости закона. И уж тем более, за покушение на козырь родного рода.
Я внимательно выслушала дядю и отвела взгляд.
Может, мне действительно застилает глаза то, что Лилея была нам родной? Соверши все то же самое ребенок другого рода — моя реакция? Да, пожалуй, дядя прав. Не спустила бы я с рук такое.
И никто не спустил бы.
В семнадцать человека уже поздно перевоспитывать. И оставлять непримиримого врага в живых только потому, что формально он — малолетка? Так он и до своего совершеннолетия еще принесет бед.
Тем более, что забрать его из Академии и посадить под домашний арест нельзя, юные маги обязаны отучиться там два года.
Будь Лилея магом пятого ранга, справилась бы я с ней один на один? Толку с шакти, если бы вокруг нее мерцал цилиндрический щит?
А ведь она убила бы меня, не задумываясь.
И, оставь ее дядя в живых, пусть даже простолюдинкой, она пыталась бы вновь и вновь.
Терпеть такое и рисковать своей шкурой, только потому что ей семнадцать? А будь ей восемнадцать, я ведь даже не задумалась бы на эту тему. Напала — получи соответственно. Убила бы сама, своими руками.
Я — не мазохист, чтобы плодить непримиримых врагов.
Поумнела бы она за этот год, что меня так смущает? Особенно видя свою безнаказанность? Сильно сомневаюсь.
— Благодарю, — я склонила голову.
— Я рад, что у тебя есть эти сомнения, — улыбнулся дядя. — Поверь, мне тоже наказание племянницы радости не доставило бы. Но меня не понял бы никто, сохрани я ей жизнь.
Да, если подойти формально, то по закону за убийство начинают отвечать намного раньше семнадцати лет. Прав дядя, не о чем тут думать.
— И еще одно, — сказала я. — Набросай мне список заклинаний, которые нам нужны для пополнения родового архива.
— Одноцветных? — уточнил дядя.
— Да. Полноцветные вы все равно не потянете, — с сожалением ответила я. — Тут с нуля переучиваться надо.
— А ты любые плетения сможешь… эм, нарисовать?
— Поправить, — с улыбкой уточнила я. — Нет, не любые. Например, щит, который будет держать атаку более высокого ранга, из нитей одного цвета не сделать. Но простые параметры вроде размера щита я поменяю легко. Причем на любую нужную цифру.
— Методичку нам на эту тему сделай, — усмехнулся дядя.
— Рискованно, — покачала головой я. — Живи я дома — пожалуйста. Но когда я буду не пойми где, это лишний риск. Одно дело, если у меня найдут рисунки незнакомых плетений. Я смогу их, в крайнем случае, выдать за выписку
