Ну что ж, учитывая, что Артем впервые путешествовал столь странным образом, его беспокойство было вполне уместным. Наемник откинулся на спинку кресла, расслабился и постарался сконцентрироваться на предстоящем задании. Точнее — над своей ролью. Чем ближе майский жук подлетал к Престолу Силы, тем лучше понимал Артем резоны прагматичного Кортеса — разница между убийством из самообороны и убийством по заказу была колоссальной. Молодой наемник никогда в жизни не встречал командора войны. Рыцарь не сделал лично ему ничего плохого и даже, что вполне вероятно, не подозревал о его существовании. И тем не менее меньше чем через минуту их пути пересекутся, и Артем будет стараться отрубить Богдану голову.
«Он собирается убить Ольгу».
А при чем здесь я?
«Ты хотел ее спасти?»
Да.
«Тогда чем ты недоволен?»
Но я получу за это деньги.
«Ты спасешь Ольгу».
Теперь это бизнес.
Артем посмотрел на напарника — тот не отрывал глаз от радара.
После разговора в «Угрюмой паузе» Кортес ни словом, ни полсловом не обмолвился с молодым наемником о предстоящей операции, всем своим видом демонстрируя железную уверенность в напарнике — раз Артем обещал, значит, Артем сделает. Даже вторую катану не взял…
А если моя сломается?
Наемник похолодел, нащупал рукоятку меча и проклял свой идиотизм — навское оружие не ломается. Пожизненная гарантия. Странно, но прикосновение к мечу успокаивающе подействовало на молодого человека. Ощущение крепости и мощи оружия выветрило из головы ненужную панику.
Хватит соплей! Кортес может не беспокоиться — он сделает все, что обещал. Ведь главное — решение. А оно уже принято.
— Никого из них нет, — негромко проговорила Тапира.
Богдан спокойно взял посох командора войны и привычным жестом встряхнул его. Рыцарь всегда делал так перед боем или сложным арканом. Тапира не видела лицо Богдана, скрытое тяжелым шлемом, но на открытом подбородке не дрогнул ни один мускул. Губы оставались плотно сжатыми. Богдан словно бы не слышал замечания моряны.
— Их никого нет, Богдан! Нас никто не прикрывает!
«Тебя предали!» — хотелось ей крикнуть…
— Ты ошибаешься. — Его губы разошлись в мимолетной ободряющей улыбке. — Ты просто не видишь их.
Богдан склонил голову, и в тонких прорезях шлема на мгновение мелькнули его глаза. Они уже начали краснеть.
— Остановись.
— Поздно.
Командор войны отвернулся от моряны и поднял над головой посох.
— Этот мир уже не тот, что прежде. Это мир будет изменен моей волей. Волей и властью строителя Аркана Желаний.
Богдан замолчал, и Тапира увидела, как стремительно багровеет сложный наконечник посоха. Как между тонкими, причудливо изогнутыми стрелами зарождается ослепительная звезда.
— Двадцать одна печать скрепляет старый мир и отделяет его от Аркана Желаний. Властью своей и волей я приказываю снять двенадцать печатей Большого Круга!
Тапира почувствовала тихую вибрацию. Престол Силы задрожал, а контуры Богдана слегка расплылись. Три факела, до этого мирно освещавшие площадку, заволновались, языки пламени потянулись друг к другу, формируя огненную изгородь вокруг Престола. Распятая в центре площадки Ольга вскрикнула. Рыцарю оставалось сделать еще один маленький шаг, чтобы оказаться в пределах рунического круга, он уже занес ногу, но задержался и тихо, через плечо произнес:
— Что бы ни случилось, помни, ради кого мы пошли на все это.
— Остановись!
— Думай не обо мне.
— Богдан…
Командор войны сделал шаг, и плотная стена огня сомкнулась за его спиной.
— Богдан вошел в круг, — бесстрастно сообщила Яна. Последние несколько минут девушка не отрывалась от оптики.
— У нас шестьдесят секунд! — Голос Сантьяги был спокоен и деловит. — Кортес, где вы находитесь?
— Мы на подходе, — отозвался не менее спокойный наемник. — Двенадцать секунд до преодоления «кольца саламандры».
Яна поймала себя на мысли, что ее широкоплечий друг одинаково спокоен и в своем обычном состоянии, и будучи уменьшен до нескольких микрон. Она улыбнулась и тут же заставила себя сосредоточиться на главном. Богдан с посохом в руке стоял рядом с распластанной на Престоле Силы Ольгой, а поникшая Тапира сидела за пределами огненной изгороди, сомкнувшейся вокруг рунического круга. Яна превосходно видела ставший багровым наконечник посоха и навела винтовку. Таймер, включившийся в левом верхнем углу электронного прицела, показывал, что с момента, когда Богдан вошел в рунический круг, прошло девять секунд.
— Концентрация энергии приближается к максимуму, — сообщил Тамир, глядя на экран ноутбука. — Через четыре секунды командор начнет отсасывать ее из внешних источников.
— Вот удивятся окрестные маги, — проворчал Доминга.
— Что вокруг? — поинтересовался Сантьяга.
— Все чисто.
— Его женщина?
— Она в смущении.
— Подробнее.
Доминга поднес огонек свечи почти к самому носу, и его черные глаза засверкали зловещим антрацитовым пламенем.
— Тапира не знает, что делать. Богдан что-то сказал ей, и она растерянна.
— Она будет мешать наемникам?
— Вероятность этого сорок два процента, — сообщил Тамир, — но она падает. Две минуты назад моряна кинулась бы под пули с вероятностью семьдесят восемь процентов.
— Кортес, вы слышали?
— Разумеется.
— Постарайтесь не убивать Тапиру.
— Я все понимаю, комиссар.
— Капитан, резкий всплеск энергии!
— Где?! — Франц выпрыгнул из кресла и подбежал к операторам. — Где?
— Совсем рядом, на Воробьевых горах!
— Мне нужен портал туда! Немедленно!
— Это невозможно, капитан, — покачал головой оператор, — посмотрите сами.
Экран буквально взбесился. Мощные хаотические потоки магической энергии невообразимо-причудливым образом вращались вокруг Воробьевых гор. Толстые каналы переплетались, скручивались в спирали, но постепенно сливались в один колоссальный поток, устремленный в точку, находящуюся где-то в районе смотровой площадки. Пробивать в этот ад портал — еще один энергетический канал — было бы форменным самоубийством.
— Там такое творится — ни один портал не выдержит. Вас разорвет на куски.
— Первый раз такое вижу, — пробормотал второй оператор, — или у нас все датчики сгорели, или в этой точке энергии больше, чем в Источнике.
Но ему никто не ответил — капитан гвардии стремительно выбежал из зала.
Она не могла говорить, не могла кричать, не могла плакать. Ужас, страх, отчаяние, все ушло, оставив Ольгу в каком-то безразличном, обреченном оцепенении. Она одна, и никто не сможет ей помочь, никто не придет.
