Сергей Антонов - Метро 2033. В интересах революции

Странное дело — кроме своего хриплого шепота он слышал еще чей-то голос. Не может быть! Галлюцинация? Яд добрался до мозга и через пару минут он начнет слышать не только голоса, но и песни? Но голос послышался снова, и теперь он был слишком громким и отчетливым, чтобы можно было списать его на галлюцинацию:

— Гиви, братишка, это здесь! Черт тебя подери, мы добрались!

И принадлежал этот голос Лацису. Владар осторожно выглянул из ближайшего оконного проема. Отсюда было хорошо видно все, что происходит снаружи. Отчаянно жестикулируя, Лацис что-то объяснял Габунии. Тот, по всей видимости, идти в бункер не хотел. После долгих переговоров посланцы Корбута-младшего пришли к оптимальному варианту: приказав пустить вперед подчиненных, последовали за ними на безопасном расстоянии.

Владар, оставив свой наблюдательный пункт, кое-как дохромал до входа в подземелье. И был ошарашен увиденным. Толстенная пневматическая дверь оказалась сорванной с петель. Были видны первые ступеньки уходящей вниз лестницы. В бункер мог войти любой желающий! Мог, но не войдет… Надо раз и навсегда запечатать вход в хранилище вируса. Похоронить проект «Немезида» под руинами, под толстым слоем обломков и щебня.

Владар, опираясь на стену, пошел по коридору вглубь строения, но вдруг силы оставили его. Пришлось сесть на пол. Дрожащими руками он вытащил из мешка пояс шахида, надел его на себя и повернулся лицом к входу. Перестав двигаться, он почувствовал, как боль от раны медленно расползается по всему телу. Ногу словно окунули в расплавленный металл. Владар до крови прикусил губу. Не кричать! Не стонать!

Уйти так, чтобы товарищи не смогли его ни в чем упрекнуть, а враги не успели бы добраться до цели. На нем не меньше десяти килограммов взрывчатки. Шансов выжить — ноль. Разве что Господь Бог сочтет нужным оставить его в живых? Например, заставит сломаться или отсыреть контакт тумблера?

Владар представил Создателя с отверткой в руках и улыбнулся. Он стал рассуждать, как вульгарный материалист Аршинов. Что ж, с кем поведешься, того и наберешься. А от прапора он набрался за последние несколько дней так много, что не унести. Понял, что беда не только в его причастности к «Немезиде». Этот грех нельзя было сбрасывать со счетов, но и не стоило забывать, что он сам возвел его в ранг главной причины своих страданий.

Гордыня! Нежелание сближаться с людьми — вот его основная беда. Так было и в НИИ, где его считали подающим большие надежды ученым. Так было и в храме, где он в церковном облачении выслушивал исповеди прихожан. Так было в метро, где Владар Самодостаточный всегда предпочитал молиться в гордом одиночестве.

Не кто иной, как потомственный убийца Корбут, выдернул его, как моллюска из раковины, и заставил снизойти до обычных людей. Оказалось, у них есть чему поучиться. Бог есть добро и справедливость, а к добру можно идти разными дорогами. Например, как Томский, который по-мальчишески наивно и упорно ищет пример для подражания в великих людях. Или как Аршинов. Грубоватый, но добродушный солдафон, чуждый заумных фраз, но интуитивно встающий на светлую сторону.

То же можно сказать о карлике по кличке Вездеход. Молчаливый, всегда сосредоточенный коротышка, который пусть и по-своему, но старается улучшить мир. Бесконечно бьется с силой, превосходящей его собственную в тысячи раз, рискует жизнью, чтобы освободить своего брата, чтобы спасти невинных…

Да вся тройка, все его нежданные товарищи, с которыми судьба свела его за несколько дней до смертного одра, все они отличные парни, хоть и считают себя атеистами. Ерунда. Чтобы быть верующим, вовсе не обязательно кричать об этом на каждом углу.

Владар насторожился. Адское жжение в ноге сменилось ледяным холодом.

Старик попытался пошевелить ногой, но не смог сдвинуть ее даже на сантиметр. Если так пойдет дальше, паралич доберется до рук, скует пальцы, и он не сможет даже щелкнуть тумблером. Старик принялся шевелить пальцами, не позволяя им окоченеть. Наконец он различил шаги. Все ближе и ближе. Вскоре Владар смог различить силуэты людей в защитных костюмах с болтающимися хоботами противогазов. Вспыхнули фонарики на касках. Кольцов коснулся подушечками пальцев гладкой головки тумблера…

И вдруг стены из растрескавшегося белого кирпича начали таять. Через образовавшиеся в них дыры хлынули потоки солнечного света. Они сбили со стен мерзкие гирлянды лишайника и окончательно растопили серые блоки. Владар увидел горы, синее небо, пушистые облака и пыльную дорогу, ведущую к кишлаку. По ней, весело подпрыгивая, к Владару бежит старая знакомая — смуглый, черноглазый ангелочек. Босые ноги едва касаются песка. Девочка машет рукой и улыбается. Владар спешит ей навстречу. Каждый шаг дается ему с легкостью, какой он давно не испытывал. Уже не болит нога, яд перестал растекаться по жилам. Владар посмотрел на свои руки: ни намека на дряблую кожу! Коснувшись пальцами подбородка, Кольцов понял, что он гладко выбрит. Борода исчезла, а с ней и седина. Он снова молод и полон сил!

Девочка остановилась. Наклонила пышноволосую головку и заговорила на чистом русском. О солнечном дне, который теперь будет длиться бесконечно, о прохладных горных ручьях и дыме тандыров, в которых уже поспевают свежеиспеченные лепешки. О выздоровевшей матери и соседях, которых теперь невозможно удержать в каком-то выдуманном Периметре.

Малышка взяла Владара за руку и хотела увести за собой, но он отрицательно покачал головой:

— Подожди. Совсем чуть-чуть. Там у меня осталось одно дело.

Эти слова услышали склонившиеся над стариком люди в защитных костюмах и касках с горящими фонариками. Их лучи выхватили из темноты пояс шахида, тумблер и провода. Люди все поняли, бросились бежать…

Владар поднял свободную руку с крестиком, благословляя их уход. Он не хотел предстать перед Богом с печатью Каина на лбу. Пальцы второй руки коснулись рычажка тумблера. Меньше секунды, и все закончится. Наконец-то. Сейчас он будет прощен…

Сердце Лациса пело. Он-то думал, что скитаниям не будет конца, но им удалось добраться до объекта с небольшими потерями. Теперь осталось извлечь контейнеры и дотащить их до Черкизовской. После потрясений последних дней он чувствовал себя так, будто постарел на десять лет. Отныне на поверхность — ни шагу. Хватит с него облысевших псин, четырехглазых и крылатых уродов, живых борщевиков, оставляющих на коже страшные ожоги. Остаток дней он проведет в метро. На Красной Линии, где любая опасность предсказуема, а на каждой станции готов и стол и дом. Справившись с невыполнимой для обычного человека миссией, он заслужил покой, уважение и почет.