— Кстати, да, — с деланной суровостью глянул на девушку мой двоюродный брат. — Меня тоже зовут не Матросом, а Сергеем.
— Хорошо, — заалела вдруг Анна. — Но тогда и вы зовите меня… Настей.
— Что?!.. — дуэтом воскликнули мы с братом. — Почему Настей?..
— Потому что я Настя. Анастасия. Анна — всего лишь мое сталкерское прозвище. Я придумала его в память о моем погибшем женихе. Его звали Макар Назаров, и еще когда он был жив, я в шутку «примеривала» на себя его фамилию: Анастасия Назарова. Сокращенно — АнНа. А потом так и стала себя называть. Но Назаровой я теперь точно не стану, — стрельнула она на Серегу взглядом, — так что…
— Ага… — только и нашелся что сказать на это я.
Сергей и вовсе промолчал. Но потом опять показал на стул.
— Садись. Пора.
— Да, — кивнула Анна… то есть, Настя. — Осталось семь минут.
— Погодите! — подпрыгнул вдруг я. — Но как же я появлюсь там в таком виде?.. Мне нужно срочно переодеться.
— За мной! — метнулся к двери Серега. — Ноги в руки! Бегом!
Он вылетел в коридор и бросился к двери напротив — той, что тоже в прошлый раз оказалась закрытой. Звякнув связкой, он отыскал нужный ключ и распахнул ее.
Комната оказалась чем-то вроде небольшого склада. На стеллажах вдоль одной из стен стояли коробки и ящики, на крючках другой висело несколько шинелей и ватников, а на полу вдоль нее выстроились сапоги и валенки.
— Раздевайся! — приказал брат.
Я, убедившись, что Анна осталась за дверью, принялся сбрасывать сталкерское одеяние. Серега достал откуда-то пару теплых кальсон, нательную белую рубаху, гимнастерку… Затем я надел толстые зимние штаны и ватник, обулся в валенки, нахлобучил солдатскую шапку-ушанку. Все было не новое, ношеное, но в хорошем состоянии. Я вовремя вспомнил о письме Никирова и сунул его за пазуху.
Затем я притопнул валенками и повернулся, чтобы идти назад, но Сергей остановил меня. Он нашел вещевой мешок и стал кидать туда из коробок и ящиков банки и свертки с едой.
— Тебе еще до Ленинграда добираться. Денег нет, извини. Разве что… у ребят поискать, но время…
— Обойдусь, — отмахнулся я. — Дома и стены помогают.
— Погоди… — нахмурился вдруг мой двоюродный брат. — Иди пока в бокс, я сейчас…
Он выбежал за дверь, а я, повесив за плечи вещмешок, пошел в комнату напротив.
Не успел я усесться на стул возле «бормашины», как вернулся Сергей.
— Возьми, — протянул он мне… пистолет. — Это ТТ. Кто знает, где ты окажешься. Может, в лесу, а зимой волки могут вполне напасть на человека.
— Что мне какие-то волки после псевдособак, — криво усмехнулся я, но пистолет все же взял и сунул его в карман ватника.
— Да и еще… — протянул мне брат заляпанный кровью мятый конверт. — Если будет возможность… Насчет просьбы майора…
— Конечно, — взял я письмо. — Только что мне им говорить? Правду? И что сказать моим родителям — насчет тебя и вообще?
— Смотри по обстоятельствам. Но правду, наверное, не стоит. Кто поверит? Затаскают по психиатрам… Про меня можешь сказать, что сбежал, это ведь на самом деле так было. В общем разберешься, не маленький. — Он оглянулся на стоявшую позади Настю. — Сколько там?
— Без двух, — ответила та. — Пора.
— Да, пора, — кивнул Серега. — Надевай шлем.
Я снял и зажал между колен шапку, потянулся к плетеной конструкции, но задержал руку.
— А вы срочно бегите в тот туннель, — сказал я. — Выход наверняка снова откроется. Только имейте в виду, он выходит рядом с «поляной», там военные.
— Будем надеяться, что погнавшись «за тобой», они оттуда уже ушли, — ответил брат. — А ты тоже имей в виду, что вернуться назад можешь не весь ты, как сейчас есть, а только твой разум. Кто его знает, как эта штука на сей раз сработает…
— То есть получится так, что я никуда и не перемещался?.. — ахнул я.
— Возможно, не знаю. Но помнить ты все равно все должен. Какая тебе разница?
— Но ведь тогда и здесь я тоже останусь?..
— Останешься и ладно. Повоюем еще, — подмигнул брат. — Теперь ты — настоящий мужик, так что… В общем, бывай! — протянул он мне руку.
Потом ко мне наклонилась и ткнулась губами в щеку Настя-Анна.
— Прощай, Феденька! Прости меня, если что. И помни всегда, что ты — сталкер. Никогда и ничего не бойся, теперь ты со всем на свете справишься.
Я почувствовал, как горьковатая сладость перехватила мне горло.
— Прощайте, ребята, — безголосо прошептал я. — Удачи вам! Будьте счастливы. И бегите скорей, а то…
Серега кивнул и, потянув за собой девушку, направился к двери. На пороге он оглянулся и поднял сжатую в кулак руку — держись, мол. Но пасаран!..
Я ответил тем же. А потом, когда брат скрылся за дверью, вздохнул и стал напяливать на себя «шапку» из проводов.
Сначала я ничего не почувствовал. А потом очертания комнаты стали расплываться у меня перед глазами. Ощущение было такое, словно меня обуяла сильная дрема. Сильная настолько, словно я не спал несколько суток подряд и сейчас, как ни старался, не мог воспротивиться этой внезапной сонливости. Перед глазами замелькали обрывочные картинки: вот мы с братом впервые в здешнем лесу, вот я пью в «Баре» водку с Мурзилкой, вот говорю о чем-то с профессором Сантой, вот стреляю из пулемета по кровососу, а вот и Серега с Настей — стоят, обнявшись, смотрят на меня и улыбаются, радостные и счастливые…
А потом кто-то выдернул из-под меня стул. Я с размаху шмякнулся на задницу и недоуменно заморгал. Сонливость мгновенно прошла, но сам сон, кажется, все еще продолжался. Во-первых, я сидел на снегу. Во-вторых, возле моих обутых в валенки ног валялась взятая на «складе» солдатская шапка-ушанка, а шлема из проводов на моей голове больше не было. Как не было вокруг и тесных стен бокса. А в-третьих, вокруг меня, словно детвора в хороводе вокруг елки, стояли три забулдыжного вида мужика, которые, судя по всему, как раз и собирались «сообразить на троих», поскольку один из них держал в руке початую бутылку водки. Мужики уставились на меня с таким видом, словно увидели привидение. Впрочем, я бы тоже, наверное, разинул рот, если бы кто-то соткался вдруг возле меня прямо из воздуха.
Бутылка выскользнула из руки забулдыги, и, словно это стало для них неким сигналом, все трое завопили так, что у меня заложило уши, и, пьяно спотыкаясь и оскальзываясь, бросились за угол чем-то смутно знакомого мне здания.
Я поднял шапку, отряхнул ее от снега, нахлобучил на голову и поднялся сам. Совсем неподалеку раздался паровозный гудок. И тотчас, словно в моей голове щелкнул выключатель, я узнал и это здание, и, соответственно, понял — где и даже когда я сейчас нахожусь!
Итак, опасения Сергея оказались напрасными; я вернулся в родной пятьдесят первый год «целиком», не только разумом, но и телом, которое было теперь одето в солдатские ватник, шапку-ушанку и валенки. Мало того, я очутился здесь в том самом месте и в тот же момент времени, когда и начались мои приключения. Я снова находился на железнодорожном вокзале Овруча, а прогудел сейчас именно тот пригородный поезд, который и повез нас с двоюродным братом навстречу этим приключениям.
