— На чём же вера основана? — спрашиваю.
Они с Калимой за обе щеки уплетают кашу, их влажные губы причмокивают, челюсти равномерно движутся, глаза блестят. Не прерывая еды, Калиме удаётся мне улыбаться, а Василий отвечает на мои не слишком умные вопросы.
— Вера основана на необходимости, Отто. Когда интеллект ребёнка достигает уровня самоосознания, просыпается разум. Человек задумывается над конечностью бытия и неотвратимостью смерти. Разум пытается как-то примириться с ограниченностью жизни своей биологической оболочки. Как правило, это удаётся, если полностью вычеркнуть вопрос из сознания. Что, в большинстве случаев, разум и делает. По правилам игры, фактов нет и быть не может. Нет фактов — нет знания. Но противоречие вопиюще, оно гложет, томит душу. Истинное лицо Вселенной надёжно укрыто от души, обременённой телом. Нужно освободиться от этой оболочки, нужно умереть, чтобы увидеть Истину. В это можно только верить…
— Кому ты это говоришь? — спрашиваю я. — Как на комсомольском собрании, с трибуны… всё о высоких материях, а кашу как простой смертный ложкой кушаешь.
— Ты прямо сыпешь остротами, — замечает Василий. — Тебя удивляет, что я делаю что-то обычное. Но то, что ты несколько суток умирал от голода и жажды, а сейчас спокойно наблюдаешь, как мы едим, не делая даже попытки…
Запах гречневой каши властной рукой несколько раз сжал и отпустил желудок. Калима протягивает мне ложку. Я с любовью и благодарностью беру её и, захлёбываясь слюной, склоняюсь над котелком…
— Пришли, вроде, — Василий останавливается.
— Да, пришли.
Замок Калима. Здесь наши друзья. Здесь нам помогут.
Я подхожу к воротам и трижды опускаю тяжелый молоток на обитую полосами кованного металла дубовую дверь…
* * *
В основе любого предательства лежит внутреннее несогласие личности с существующим порядком вещей. Это уже потом появляются деньги или другой внешний стимул, провоцирующий человека стремительно, в одно мгновение сменить социальные приоритеты, и, только вчера поддерживая одну группу людей, сегодня примкнуть к другой. Открыто не объявляя о своём решении, разумеется.
С другой стороны, понятие предательства исключительно эмоционально, относительно и субъективно. Главным является вопрос: какая из сторон оценивает поступок человека. И какая из сторон, в конечном счёте, одерживает верх. Как назвать людей, сознательно ведущих саботаж и разложение собственной армии в условиях активных военных действий? А как назвать большевиков, ведущих разложение русской армии в Первой мировой войне? А как свои действия называли сами большевики после октябрьского переворота? Своё предательство они называли агитацией. Это лишь пример субъективизма. Человек поступает так, как ему выгодно. С этой точки зрения он может предать только одного человека: себя самого, и никого больше. Вот только предать самого себя человек не может. Не так он устроен.
В том, что Ратан Калим не откажется нам помочь, я не сомневался ни на минуту. Матушка Кселина, по-видимому, руководствуясь принципом: "разделяй и властвуй", не решилась отправить одним призывом такую взрывоопасную компанию. Избавившись от нас с Калимой, она придержала Калима и Водопода. Ну, что ж, пришло время и ей убедиться в своей способности совершать ошибки.
Мы мёрзли у самых стен крепости, не решаясь ни присесть на холодную землю, ни прислониться к ледяной стене. Опять была зима. Изо рта курился пар, хорошо заметный в ночном сиянии ледников.
— Похоже, наша история подходит к концу, — не выдерживает молчания Калима.
— Да, — глубокомысленно соглашается Василий. — Страниц двадцать осталось…
— И что будет?
— Как обычно: кровь и слёзы, измена и прощание…
— А как насчёт счастливого конца?
— Девичьи грёзы, малышка. Конец всегда горек… разве что прервать историю на половине.
Я чувствую двусмысленность реченной "мудрости" и спешу перевести разговор на другую тему:
— Ничего ты мне не доказал.
— Странно, — после небольшой паузы ответил Василий. — А мне казалось, что это ты что-то доказываешь…
— Ты ошибся, — я решил твёрдо стоять на своём. — Всё что мне было нужно, это вернуться домой.
— И для этого тебя понесло на Луну устраивать революцию?
— Ты сам говорил: это дороги, которые нас выбирают. Они не спрашивают нашего согласия, ты либо по ним идёшь, либо на них умираешь. Я выбрал первое.
— Ты — герой, — его снисходительный тон унижает, я слышу насмешку.
На моё счастье, ворота обители расходятся, выпуская наружу сиреневую полоску света в клубах умирающего тумана.
— Вперёд, — сухо бросаю я.
Мы врываемся в слабоосвещённый зал входного коридора обители. Он полон вооружённых людей.
Чувствую, как позади закрываются ворота.
"Кажется, кто-то снисходительно рассуждал о субъективности предательства? И совсем недавно".
Все мы сделаны из одного "теста". Человек может спокойно и рассудительно обсуждать чьи-то измены. Тема достойная, пикантная и бесконечная, как жизнь. Но рассудка хватает только на обсуждение чьих-то измен, но не своего избранника. Вот где вскипает кровь! Вот где рвутся нервы! Предательство? Что ж тут такого! Ревность? Пережиток! Это пока предали не вас, и не ваша жена вам изменила…
Калим нас предал. Других объяснений происходящему нет. А я всё ещё бегу. Бегу и не замедляю шага.
Кто-то терпеть не мог импровизаций? Только домашние заготовки, герр Пельтц? Тогда извольте откушать десерт. Со взбитыми сливками из стопроцентных решений.
До передних рядов остаётся шагов десять.
Слабоосвещённый коридор съёживается до размеров коробки из-под обуви. Что эти парниковые растения понимают в смерти? Что они видели?
Они здесь жили. Это правда. Но им неведома любовь.
Они не знают ненависти. Сытые, ухоженные, лелеемые заботливыми Сёстрами. Вовремя поесть, вовремя поспать. Секс по распорядку и по расписанию. Всё по расписанию. Всё для равновесия. "Господа курсанты, помните: строгое выполнение казарменного распорядка является важной составляющей душевного равновесия вашего капрала. Не выводите его из себя, если не хотите увидеть зверя".
С кем они связались?
Чтобы справиться с противником, его нужно понимать.
Как они могут понять человека, жившего в одном веке с советским ГУЛАГом, немецким Бухенвальдом, американской Хиросимой? Присутствовал, значит соучаствовал. Вопли: "я тут ни при чём" не проходят. Был, значит, попустительствовал, — значит, виноват.
Мы все это делали. Мы все виноваты.
На всех нас кровь. Чистых нет… нет, есть.
