Мунлайт ухмыльнулся. Ему отчего-то совсем не было страшно. Даже если этот двойник подойдет сейчас и, как во сне, спросит, зачем он живет… Нет, он не сможет ответить. Но страха не будет.
- Moonlight and vodka, - тихо затянул сталкер, - takes me away. Midnight in Moscow is lunchtime…
Грохнул выстрел.
Песня оборвалась.
Мун не вернулся. Снейк дошел до деревни Резаного вместе с остальными. Вместе с остальными хоронил погибших. Потом пытался подбодрить Егора, не проронившего ни единой слезинки, словно окаменевшего, замкнувшегося и молчаливого. Но тот отдалился, будто отгородился от всего мира. И Снейк почувствовал, что остался один.
Все, что ему теперь оставалось, - ждать. И он ждал. И надеялся, что вернется седой.
Но Мунлайт не появился ни на второй день, ни на третий, ни на четвертый.
«Он просто вышел, - пытался увещевать себя бородатый. - Вышел из Зоны, как они и собирались. И ждет его. Ждет там, за кордоном».
А утешения не действовали. Хотя седой сам говорил как-то, что человек жив, пока не доказано обратное. Жив. В это надо было поверить. А веры не было. Только апатия.
Резаный предложил остаться. Группа поредела, а Змей не новичок. И если у него нет каких-то планов, то почему бы не строить их дальше вместе. Он не ответил.
На пятый день собрал рюкзак, подхватил автомат и ушел, не прощаясь.
Куда теперь? Остановиться, подумать? Не поздно ли?
Всему свое время. Может быть, он упустил тот шанс, который предлагала ему судьба. А может, наоборот, именно сейчас им воспользуется. Кто знает?
Думать не хотелось. Странное дело, они победили, но победа не чувствовалась. Праздника на душе не было. Только тоска.
Уйти, остаться? Какая, в сущности, разница? Что тут, что там - везде одно и то же. Чего-то нет. Чего-то недостает, чтобы был какой-то смысл. А без осмысления внутри можно сколько влезет уходить в Зону, лезть на Эверест, бежать в тайгу. Это ведь, в сущности, ничего не изменит. Пока…
- Дядя Змей!
Бородатый замер. Голос ударил в спину, ожег, словно плетью. Снейк обернулся. Мимо заснеженных избенок к нему, утопая по колено в сугробах, бежал Егор.
Он почувствовал, как внутри что-то больно сжимается, съеживается и тут же, задавленное, рвется наружу. В носу защипало.
Егор выбрался на притоптанную тропку, подбежал, кинулся на шею и стиснул не по-детски крепкими руками.
- Папка, - зашептал мальчишка в самое ухо. - Ты уходишь? Папка, не уходи!
Снейк прижал мальчонку к груди. Снежный пейзаж поплыл мутными пятнами. По щекам побежало что-то мокрое и горячее.
- Нет, - хрипло проговорил он, чувствуя, как дрожит, словно перетянутый эспандер, голос. Попытался сделать с этим что-то, но не вышло. - Нет. Куда я уйду?
На одеревеневших ногах он повернулся и побрел обратно, продолжая держать мальчика на руках. А тот тихонько сопел в ухо.
Дверь отворилась со скрипом и без предупреждения. Резаный хотел было вспылить, но увидал могучую викин-гоподобную фигуру и не стал. Только сказал между делом:
- Здравствуй. Проходи. Садись.
Снейк прошел, но садиться не стал. Торопится, что ли? Уходит? Резаный почесал шрам. Змей был донельзя серьезен. Пугающе, фанатично серьезен. Как будто молился две недели без передыху и окончательно спятил, но сам считает, что достиг просветления.
- Ты попрощаться? - спросил аккуратно.
- Нет, - покачал головой бородатый. - Поговорить. Я все думаю о том, что случилось.
- Я тоже думаю, - кивнул Резаный.
- И до чего додумался? - заинтересовался Снейк.
- До того, что все шатко и может в любой момент рухнуть. Вот сижу и думаю, как себя обезопасить на будущее, и не вижу выхода. Людей нет. Ты вот уходишь. А следующий такой генерал ведь запросто может стать последним.
- Нее, - помотал головой Снейк. - Не прав. Я вот думаю, Зону, сталкеров нельзя уничтожить. Генерал - дурак наивный, если полагал, что с этим справится.
- Генералу сил не хватило, - прагматично отозвался Резаный. - Подготовился бы получше и…
- И? - Глаза у Снейка светились.
Резаный никак не мог понять, на кого тот больше похож, на фанатика или на просветленного.
- На этой земле уже два раза грохнуло. - Бородатый говорил вроде спокойно, но с жаром. - Грохнуло так, что после этого не живут. И что? Я только сейчас это понял. Жизнь-то продолжается. Новая жизнь, другая. Она уже есть. Можно совершить против нее преступление, но уничтожить ее невозможно. Мы столкнулись с чем-то новым, незнакомым. С новой жизнью. Каждый из нас пытается как-то к ней приладиться по мере возможностей и воспитания. Кто-то уничтожить хочет, кто-то нажиться, кто-то просто живет.
- Ты о чем? - не понял Резаный.
- Ну как тебе… - Снейк попытался подобрать слова. - Вот Наташа твоя, она же монстров не стреляла, хабар не таскала. Ей все это до фонаря было. Она здесь просто жила. И Егор. Он уже здесь живет. Сегодня. И будет жить здесь потом, потому что он здесь вырос, он другого не знает. И будут еще такие Егоры. Но можешь ли ты утверждать, что они станут жить так, как мы? Если для них будет знакомо и понятно то, что мы не знаем и, не понимая толком, отстреливаем?
- К чему эта проповедь? - вконец опечалился Резаный.
- Ну как тебе объяснить… - Снейк щелкнул пальцами. - Ты маленьким был?
- Не в этой жизни.
- Книжки в детстве читал?
- Ну, было дело.
Понять, куда клонит бородатый, он уже отчаялся.
- Помнишь фантастику советских времен? Про зону и сталкеров? «Пикник», кажется. Ту книжку многие любят сравнивать с тем, что мы сейчас имеем. Дескать, братья-фантасты предсказали…
- К чему клонишь-то? - не выдержал Резаный.
- Я, кажется, понял, в чем главное отличие героев той книжки от нас. Они уважительнее, что ли, были, понимаешь? Интеллигентнее. Мы вот стреляем, выживаем, бары-жим. Мерка всему внутри Периметра - патроны и жратва, мерка всему за Периметром - валютный эквивалент. Мы ведь как тот генерал. Уничтожаем. Я понимаю, то - всего лишь книжка, там все красиво и возвышенно, а тут жизнь, другие мерки. Но, может, нам стоит иногда приостановиться и вместо того, чтобы рвать на части, прислушаться? Может, что-то услышим, что-то поймем? Ведь жизнь на нас не кончается. Нельзя же все время хапать и уничтожать. Ведь что-то будет и после нас. Вот Егор будет. И Зона будет.
- Будет, но без меня.
Резаный сел за стол и помассировал виски. От подобных разговоров всегда болела голова. Разговор может быть какой угодно сложности, но конкретный. А все эти абстракции… Кому они нужны?
- И мне по фигу, - добавил он, - что будет, когда я сдохну. Нет уж, я слишком стар, чтобы меняться.
- А я вот попробую, - нисколько не расстроился такому ответу Снейк. - А ты и без того хорошее дело делаешь.