Ночь прошла тихо, но под утро ожила рация, и на карте запестрели отметки о радиообмене. Наступление началось даже раньше намеченного срока. Приглядевшись, я определил направление отвлекающих и главных ударов. «Сичевые» шустро опрокинули оборону первого, северо-восточного УРа, открыв дорогу к Радару. С запада и юго-запада ударили вояки и еще какая-то довольно многочисленная группа с неопределяемыми позывными. Военные подняли в воздух вертушки. Судя по отметкам, в поле вышло до двух третей личного состава группировки Особой зоны карантина, а это около семи сотен бойцов. «Вiльна Сiчь» вывела до двух рот, это примерно двести человек. И еще сотни три разрозненных сигналов. Черт! Со стороны базы «Альфы» пошел интенсивный радиообмен. Узнавались позывные штурмовых групп отряда. Вышло не так много: около семидесяти человек… К горлу подступил комок, душила непереносимая обида за чужую глупость. Щелкнув тангентой рации на прием, я вслушался в свистящий и бьющийся в треске кашля статики помех эфир:
– Нитка Три! Нитка Три! Я полсотни второй, справа восемь, ориентир два! Вижу противника, «секты» справа восемь! Как принял?.. Держу, держу их! – Голос прерывался стуком очередей, ухнул разрыв гранаты, потом командир долговцев с позывным «Пятьдесят два» снова торопливо заговорил: – Блокирован возле жилого дома, тут гвардейцы в «экзах». – Треск и свист прерывающийся яростной стрельбой. – Не устоим… Отступать не… Суки, выхватили?! Нитка Три! Я полсотни второй, блокирован! Есть угроза окружения, иду на прорыв квадрат 12–41, право пятнадцать, ориентир четыре. Дайте движуху навстречу, иначе задавят… У меня потери – шесть «двести», девять «триста»!..
Сигнал пропал и больше не появился. Зато в том месте возникло три кружка, означавших радиообмен сектантов. Это были уже окраины радарного комплекса. «Альфовцы» шли бок о бок с «Сiчью», но обе группировки флангами не соприкасались, чем сектанты воспользовались в полной мере, рассекая наступавших и изолируя правый и, соответственно, левый фланги наступающих. Колючая волна боевой злости затопила грудь, подступая к горлу.
Воякам было чуть легче: вертушки грамотно стригли позиции противника с воздуха, и временами эфир взрывался матерными похвалами летунам. Но техника, которую военные вытащили в поле, почти вся встала. Экипажи БМП и БТРов стали легкой добычей сектантских пулеметных расчетов и снайперов. Какой идиот придумал тащить проблемную технику так глубоко в Зону?..
«Сичевые», уже не стесняясь, гутарили по-английски, часто слышались лающая, отрывистая немецкая речь и трескучий польский говор. Из мешанины переговоров и картины, вырисовывающейся на карте ПДА, я понял, что пока штурмующие успешно выдавливают сектантов к Припяти. Скоро бой докатился и до нас, стали слышны далекие звуки перестрелки, пару раз грохнули разрывы: кто-то бил из малокалиберной безоткатки, неотвратимо приближающейся к поселку. Я растолкал артельщиков и шепотом приказал:
– Скоро тут будет жарко, пора отрываться. Как только отойдем от селения на километр и свернем на проселок, ведущий к берегу, – по сигналу гасим сопровождение. Все, как учил, стараемся не шуметь. А теперь тихо спим дальше.
Все разошлись по углам, но тут на пороге появился Бурун. Проводник не был встревожен, но нервозность сквозила в каждом его жесте: он перекладывал автомат из руки в руку и прислушивался к звукам приближающегося боя.
– Надо сбираться, панове! Отступники прорвались, скоро будут штурмовать село, можем не успеть.
Я поднял на него якобы сонный взгляд и с хрипотцой пробурчал:
– А какого хрена ночью не вышли, пока стрельбы не было? Сколько раз повторять: не нужны мне ваши секреты, хочу просто вывести ребят из Зоны и забыть, что все это было. Собирай своих, Сусанин, ети вас всех!
Бурун изменился в лице, но ничего не ответил и скрылся во дворе. Понятно, что он и сам бы вышел ночью, так действительно было вернее всего поступить. Но это если ведешь своих, за которыми не нужен постоянный догляд. А так мы вроде как под присмотром и в случае чего никуда не денемся – днем искать значительно легче. Я старался вывести провожатого из себя, заставляя нервничать, даже бояться. И, судя по взглядам, которые сектант кидал в нашу сторону, это мне удалось: он подозревал меня только в трусости и желании любой ценой свалить, спасти свою драгоценную шкуру. Когда вышли, «коробочка» вокруг нас стала чуть просторней, сектанты не обращали на тех, кого вели, никакого внимания. Видимо, Бурун поставил своим задачу ускорить темп, а не пасти нас. Поэтому конвоиры смотрели больше по сторонам и назад, вслушиваясь в приближающуюся канонаду. Через полчаса вся наша компания вошла в зону довольно густых лесопосадок, и проводник резко свернул на северо-запад. В воздухе запахло речной сыростью, счетчики радиации стали потрескивать чаще. Я аккуратно осмотрелся и поправил «душегубку», опустив маску на лицо. Ребята подобрались и… затрещала рация проводника. Тот отошел метра на четыре и что-то забормотал в кулак. Дождавшись, когда он закончит говорить, я приостановился, поправив поясной ремень и, резко припав на колено, три раза выстрелил из пистолета в голову и спину Буруна. Немецкий пистоль не подвел – проводника словно сдернуло с места, и он на полушаге ткнулся носом в землю. В такие моменты все чувства необычайно обостряются, и я спиной ощущал, как ребята тоже начали работать с конвоем. Неожиданно напряженную тишину разорвал крик. Бурун еще падал, а я уже разворачивался лицом назад. Один из конвойных блокировал руку Слона с ножом и, повалив артельщика на землю, покатился с ним в обнимку на обочину грунтовки, по которой мы все это время шли. Все бы ничего, только вот именно там угнездилась «воронка», жадно сосущая воздух и, казалось, подрагивающая в предвкушении новой добычи. Не думая ни секунды, я поймал в прицел голову сектанта и выстрелил два раза. Парень был в шлеме, но, как и в случае с Буруном, горшок сектанту не помог – его голова дернулась, но хватка не ослабла. К отцу ринулся Андрон и добивший своего клиента Денис. Слона выдернули из цепких лап аномалии, а сектанта затянуло в то же мгновение с громким чмокающим звуком.
Оглядевшись, я понял, что все кончено: сектанты легли почти одновременно, инцидент с противником Слона был единственной фальшивой нотой в общей симфонии. Слон сидел на поваленном телеграфном столбе и тяжело дышал, потирая запястье правой руки. Присев рядом, я поинтересовался:
– Ну, как дебют после долгого сидения в запасе?
– Нормально. Не привык я ножиком-то орудовать, пистоль зацепился за петлю в «разгрузке». – Слон перевел дух и начал подниматься. – Вот и пришлось импровизировать. Ну как, дальше идем или ждем кого?
