Но крики мне сейчас действительно ни к чему. А вариант с тем, чтобы тихо завалить девку, чтобы не шумела, даже не рассматривается — это не в моих правилах.
Шагнул к двери и негромко произнёс почти в самое лицо пленницы:
— А почему бы мне тебя просто не прикончить, дорогая?
Девушка от неожиданности отскочила вглубь камеры, но затем вновь рванула к двери и вцепилась пальцами в решётку.
— Тоже неплохо, — криво улыбнулась она. — По крайней мере, быстро.
Я наградил пленницу тяжёлым взглядом, пару секунд подумал… А затем с лязгом отодвинул наипростейший, но тяжёлый запор. Стальная дверь со скрипом открылась, и я включил фонарик, направив сноп света в сторону.
— Держи. И держись рядом. Только под ногами не путайся.
Ой, дурак же ты, Саня, ой дурак… Сдохнешь ведь когда-нибудь из-за этой своей дурости… И никакие самовнушения, что, дескать, чтобы не предали тебя — нужно предать первым, не помогут…
Всё равно ты так никогда не сможешь сделать.
Протянул фонарик рукоятью вперёд, стараясь не светить на своё лицо. Не из соображений паранойи, а чтобы не сбить невесть откуда взявшееся ночное зрение.
— С-спасибо… — тихо произнесла освобождённая, принимая из моей руки фонарик.
Потом меня будешь благодарить, когда (про «если» лучше даже не думать) отсюда выберемся. А сначала…
— Можешь сказать, что здесь происходит? — спросил я, минуя выход и не услышав шипения закрывающейся автоматической двери, как немного опасался. — Только покороче.
— Это какие-то сектанты, — голос девушки слегка дрогнул. Она шла, стараясь светить фонариком не мне в спину, а исключительно себе под ноги. Разумно, да… — Они поклоняются Кровавой Богине. Это…
— Я знаю, кто такая Доарликуэ, поэтому мне это неинтересно. А интересно мне, что здесь произошло от силы день-два назад, когда корабль превратился в скотобойню.
— Я… я не знаю, что именно произошло… — в голосе бывшей пленницы прорезался сарказм. — Я ведь сидела в клетке, получила на руку письмена и уже готовилась сдохнуть во славу Даорликуэ, но тут… Начался шторм. Потом… Потом, кажется, были выстрелы и взрывы. А потом… Потом началось.
— Началось — что?
— Безумие. Настоящее безумие. Сектанты начали убивать друг друга. Жестоко убивать. Вырубился свет. Но крики и выстрелы никуда не делись. Убили нескольких пленниц, которые сидели в соседних камерах… — голос девушки сорвался. — Но меня не тронули. Кто-то стоял около двери, смотрел на меня… Было темно, но я знаю, что из темноты на меня кто-то смотрел. И решал. Жить мне или умереть. Это место и раньше было Адом, но сейчас мы спустились на самое дно Преисподней…
— Поэтично, — ровным тоном произнёс я, не останавливаясь и не оборачиваясь назад. — Как ты во всё это влипла?
— Мы вели раскопки на одном из островов… Потом нагрянули пираты. Потом мне что-то вкололи, и затем я очнулась здесь, в камере. И даже не знаю сколько я тут уже…
— Понятно, — но на самом деле мне было ни хрена не понятно. — Теперь молчи, а увидишь какое-нибудь движение — сразу же гасишь фонарь и прячешься. Поняла?
— Поняла.
Ну, вот и славненько, люблю сообразительных девочек…
Чёрт, Саня! Нет, Вайс! Какого хрена ты творишь? Кому ты позволяешь быть за твоей спиной? Правильно! Тому, кого ты вообще не знаешь! Тебе мало Локхарта и всего, что было до него? Мало, да? Ты же просто-напросто напрашиваешься — ну, подставьте меня! Ну, ударьте в спину! На словах я — наёмник крутой, а на деле — дурак простой.
Ты же не армия спасения, Вайс! Там какого же рожна ты нацепил на себя эту обузу? Испугался, что она действительно бы заорала? Да и пёс с ними, с криками — на «Арктике» и так уже очень шумно, а при тебе оружие и гранаты. Прорвался бы, как прорывался всегда и везде.
Так в чём же дело? Так почему же? Почему?!
Почему. Ты. Делаешь. Глупости.
Потому что до сих пор пытаешься, несмотря ни на что, верить в людей и людям? пытаешь жить по совести? Эх, ты…
Эх, я. Но я не могу иначе.
— Благие намерения, — Коннорс шёл рядом со мной, заложив руки за спину. — Снова благие намерения. Думаешь, на этот раз всё будет иначе? Вряд ли. Ты ведь часть той силы, что вечно хочет добра, но творит…
Я не слушаю тебя. Я не слушаю тебя. Я не слушаю тебя.
Новая дверь. Да когда же уже кончатся все эти двери и коридоры? Не «Титаник» ведь, небольшой корабль, в принципе…
Открываю дверь, и по глазам тотчас же ударяет хоть и неяркий, но неприятный после сплошной темноты электрический свет.
По ту сторону — средних размеров просторный зал, уставленный манекенами и какими-то коробками…
Манекенами? Твою мать, манекенами…
Их много — десятка два или даже три. Они стоят рядами вдоль стен, «лицами» к центру. На пластиковых подобиях человеческих тел была натянута одежда, преимущественно женская одежда…
Но главное — на их головах грубо прикреплены куски самой настоящей человеческой кожи. Сморщенной, как будто бы высохшей, но без сомнения настоящей. У каждого из манекенов она закрывает лишь половину «лица», а сверху падают сухие и блеклые волосы. Тёмные, светлые, русые, рыжие. Длинные, и не очень. Правые руки матово поблёскивают телесного цвета пластиком, а вот вместо левых — иссохшиеся мумифицированные культи с судорожно сжатыми костлявыми пальцами.
На той стороне — выход. Прямо перед ним тело очередного «джейсона». Явно непростого «джейсона». Вместо длинного светлого плаща — грубое подобие бронекомбинезона из множества металлических и керамических плит разного размера и очертаний. На голове не привычная уже пейнтбольная маска, а шлем с тяжёлым глухим забралом и смотровой щелью из толстого бронестекла. Рядом валяется пулемёт — кажется, «миними».
И нет, это вовсе не его доспехи чёрного цвета, а просто он весь с ног до головы покрыт жирной копотью И всё отчётливее витающий в помещении запах палёного человеческого мяса… Кто-то просто спалил «джейсона», несмотря на всю его броню.
Осторожно иду вперёд, держа на прицеле лежащее на полу тело, а то мало ли что… Позади негромко ступает освобождённая мной пленница.
Шаг, другой… Всё спокойно и тихо, нет?
Нет.
Скрип. Ещё скрип.
Закованные в тяжёлые трёхпалые перчатки руки «джейсона» скребутся по металлическому полу. Рывок, и он неожиданно выпрямляется. Подтягивает за приклад ручной пулемёт поближе, берёт его в руки. Начинает подниматься.
Да что же это!..
Бью из «томмигана» по «джейсону». Его грудь дёргается от попаданий, но хоть и мощные, но всё-таки пистолетные пули пробить его броню не в силах. А на гематомы и переломы ему, видимо, наплевать. Терминатор, мать его!..
