Однако оказавшись на земле, Цимбаларь повёл себя в высшей степени легкомысленно. Первым делом он страстно расцеловал Вальку Дерунову, на радостях буквально повесившуюся ему на шею. Впрочем, в отличие от других обитателей Чарусы, Валька имела иммунитет к гриппу. Болезнь ей почти не грозила, зато в качестве вирусоносителя она была просто незаменима.
Пообедав с дороги у заведующей фермы, Цимбаларь зашёл на сыроварню, а потом посетил церковь, где терпеливо отстоял службу и даже подходил к алтарю целовать крест.
– Куда это вы в последнее время запропастились? – поинтересовался отец Никита.
– Следуя вашему примеру, искал средство борьбы с дьявольским искусом, – смиренно ответил Цимбаларь.
– Вне лона церкви это вряд ли возможно, – в словах священника прозвучал мягкий упрёк.
– Так оно, наверное, и есть. Но я человек нецерковный и привык действовать методом проб и ошибок, – он закашлялся. – На днях, например, я обращался за помощью к блудницам…
Вернувшись на опорный пункт и уже ощущая лёгкую ломоту в суставах, Цимбаларь связался по рации с Людочкой.
– Можешь поздравить меня с возвращением, – сказал он. – Побывал в Питере. Как говорится, окунулся в атмосферу большого города.
– И чем же эта атмосфера отличается от здешней? – осведомилась Людочка. – Кроме, конечно, высокой концентрации выхлопных газов, винных паров и табачного дыма.
– В ней буквально кишат вирусы гриппа. Кашляет, наверное, даже ангел на шпиле Петропавловки.
– И ты решил осчастливить этим подарком Чарусу, – сказала Людочка таким тоном, словно ничего хорошего от Цимбаларя уже давно не ждала. – Что же, в таком случае, ты прикажешь делать нам?
– Вам троим рекомендую немедленно сделать прививки от гриппа. То же самое касается и твоих школьников. Да и вообще не мешало бы распустить их всех на каникулы… Ну а дальше как получится. Инфлюэнца должна сама найти наиболее важные элементы дьявольского ока.
– Как у тебя всё просто… А ведь речь идёт о живых людях.
– Покушения в моё отсутствие случались? – Цимбаларь предпочёл сменить тему разговора.
– Было одно, но, к счастью, неудачное… Охотник возвращался из леса и ни с того ни с сего выстрелил в окно фельдшерского пункта, где в это время маячил силуэт Кондакова. Пётр Фомич отделался лёгким испугом.
– Охотника, надеюсь, задержали?
– Да. Божится, что ружьё выстрелило само, когда он перебрасывал его с плеча на плечо.
– Ну ничего, скоро этот беспредел закончится, – с преувеличенным энтузиазмом пообещал Цимбаларь.
– Если Чаруса вымрет – вне всякого сомнения.
– Не каркай! – Он постучал по дереву, а потом для верности ещё и сплюнул через левое плечо.
– Встречаться с нами, ты, похоже, не собираешься?
– Пойми, я же больной! Ещё не хватало вас заразить.
– А мне кажется, что тебе просто стыдно посмотреть товарищам в глаза. – Людочка без предупреждения отключилась.
Теперь всё своё время Цимбаларь посвящал общению с людьми, методично обходя избу за избой. Сердобольные старухи, заметив у гостя явные признаки простуды, советовали ему попить чая с малиной и полежать на печи, но он только отмахивался. Если бы простодушные хозяева знали, какую именно цель преследуют эти визиты, то, наверное, гнали бы участкового прочь поганой метлой.
Почихав и посморкавшись дней пять, Цимбаларь почувствовал себя лучше. Он даже отпраздновал своё выздоровление, подарив Ване Коршуну аж пять бутылок коньяка, правда, ёмкостью в сто грамм каждая.
Зато среди жителей Чарусы появились первые заболевшие. Инвалидка сексуального труда Маринка не подвела своего клиента. Из Северной Пальмиры он привёз полноценный, натуральный грипп, проявлявший себя классическими симптомами – высокой температурой, слабостью, болью в суставах, отёчностью слизистых оболочек.
О темпах развития эпидемии и о состоянии больных Цимбаларя регулярно информировал Кондаков, сутки напролёт не снимавший марлевой повязки. Однажды вечером между ними состоялся такой разговор.
– Можешь радоваться, – буркнул Пётр Фомич. – Грипп достиг апогея. За день у меня было тридцать вызовов. Скоро доить коров будет некому.
– Тяжёлые случаи есть? – осведомился Цимбаларь.
– До этого пока не дошло. Но хуже всех себя чувствует старуха, у которой ты раньше столовался. Она уже и за попом послала.
– Сейчас я там буду, – он стал поспешно собираться.
Когда Цимбаларь вошёл в избу Парамоновны, священник уже удалился, хотя о нём ещё напоминал едва уловимый запах ладана.
Соседка, присматривавшая за больной, пояснила, что батюшка отпустил хозяйке грехи, однако с соборованием спешить не стал – надежда на выздоровление оставалась.
– Отцу Никите самому нездоровится, – продолжала она. – Еле на ногах держался, сердешный. Руки трясутся, по лицу пот ручьями. Проклятая зараза всех косит – и праведников, и грешников.
Старуха, обряженная в смертную сорочку, внезапно открыла глаза, состоявшие, казалось, из одних зрачков, и уставилась на Цимбаларя.
– Как здоровье, Парамоновна? – бодро поинтересовался он.
Старуха молчала, не сводя с участкового взгляда, в котором опять мерцал уже знакомый ему огонёк безумия.
Так продолжалось ещё минуты две, а затем она отрешённым голосом произнесла:
– Явился, антихрист… Смертью человеческой любуешься… Я-то тебя насквозь вижу… Ты моровую язву человеческой плотью питаешь, аки своего пса верного… В одной твоей руке чаша с ядом, а в другой ларец с прахом… Жаль, я тебя тогда не порешила…
Старуха стала затихать, но потом забилась, словно припадочная, и завопила:
– Готовьте гробы, ройте могилы, варите кутью! Смерть к нам пришла! Смерть в человеческом облике!.. Кропите её уксусом! Гоните животворящим крестом! Жгите железом! А-а-а…
– Иди, милок, иди, – соседка стала выпроваживать Цимбаларя за порог. – Разве не видишь – не в себе она. От горячки умишком тронулась. На себя наговаривает… Недавно в смерти четырёх человек призналась.
На следующий день Кондаков и Людочка сами пришли к нему.
– Вижу, ты совсем оклемался, – сказал Кондаков. – Хоть одна хорошая новость. А у нас дела всё хуже и хуже. Больных уже больше, чем здоровых. Кому-то лекарства помогают, а кому-то нет.
– Сочувствую, – ответил Цимбаларь. – Но помочь ничем не могу. Надо ждать.
Он сидел на краю развороченной кровати и не знал, куда деваться от взгляда Людочки.
– Помощник ты, конечно, хреновый, – согласился Кондаков. – Вашему брату лишь бы пожар раздуть, а как тушить – сразу в кусты… Но я, собственно говоря, вот по какому поводу. У больных начинается кризис. Возможно, некоторые не доживут до утра. По-моему, ты хотел с ними поговорить.
