– Слушай, Сиплый, а за нарушение клятвы Гиппократа какое-нибудь наказание полагается?
– В клятве сказано, что я воздержусь от причинения всякого вреда и несправедливости. А также что не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для осуществления подобного замысла. Разве я что-то нарушил?
– А как насчет оказания медицинской помощи всем нуждающимся?
– Таких слов там нет. И вообще, приносить клятвы языческим богам – грех для христианина.
– Вот дерьмо! Сиплый, ты только что разрушил мою единственную светлую иллюзию.
– Извини.
Мы миновали громадное приземистое здание с забитой автомобилями и автобусами площадью перед ним и, глянув еще раз на карту, свернули вправо, через пеньки сгнивших металлических столбов, напоминающих ворота только тем, что располагались на меньшем расстоянии, чем остальные.
– Фон почти в норме, – сверился я с показателями дозиметра и стянул осточертевший респиратор.
– Бля, – Сиплый, задрав маску на лоб, стоял по пояс в сухой траве и бестолково вращал головою, обозревая раскинувшийся по сторонам лес. – И где тут искать херово бомбоубежище?
– Надеюсь, Ткач задается сейчас тем же вопросом.
Что такое парк, я знаю чисто теоретически, и мне он всегда представлялся как зеленый массив, чистенький, прозрачный, с аккуратными тропинками, скамейками, беседками, фонтанами, возле которых наши высокоцивилизованные предки отдыхали душой и телом, пока Сорокаминутная война не окунула их башкой в говно неофеодализма. Тот «парк», что наряду с Ямой и Тешой используется для сброса арзамасских помоев, я в расчет не принимаю, равно как и муромский «полтинник», и владимирский… Там, наверное, и до войны было не особо цивильно. Но уж в столице-то, думал я, должно быть по-другому. Ан нет. Отсутствие разрушительного воздействия жизнедеятельности погрязших в бескультурье граждан здесь с лихвой компенсировалось разгулом изуродованной природы. О дороге теперь напоминал только отрезок два на десять метров, начинающийся за «воротами» и плавно растворяющийся среди корявых, раздутых наростами деревьев.
– Теоретически бомбоубежище должно располагаться недалеко от жилых кварталов, – поделился умозаключением медик, ковыляя взад-вперед. – Предлагаю далеко не идти, а…
– А я предлагаю не затаптывать следы своими колченогими ходулями.
– Следы?
– У тебя под носом, – указал я на вполне отчетливо примятую траву.
– Где?
– Сиплый, просто заткнись и не отставай.
Мы прошли вперед, мимо руин, едва различимых за плотным хитросплетением веток, и свернули налево, держась следа.
– Кол, – позвал шепотом медик, памятуя о наставлении.
– Что тебе? Ссать приспичило?
– Вообще неплохо бы, но я не об этом. Кажется, мы далековато забурились. Нет?
А Сиплый прав. След тянулся вовсе не вдоль границы парка, он шел вглубь. Но важнее не то, куда ведет след, а то, кто его оставил. Я с готовностью потрачу сутки на преследование нашего ушлого капитана, вместо того чтобы стачивать неказенные диски шейного отдела позвоночника, без конца оглядываясь. Да и – что греха таить? – люблю охоту, азарт погони и все такое. А след был четкий – две ноги, полуметровый шаг. Ткач. Кто же еще?
Кто же еще?.. Данному вопросу следовало уделить больше внимания.
То, что это не Ткач, я сообразил, когда Красавчик заходил ходуном, пытаясь вырваться. А спустя три секунды серая тень, пролетев мимо, сорвала капюшон и едва не унесла с собой мою голову.
Сиплый, давя на спуск «ПКМ», обернулся вокруг своей оси и, бросив пустой пулемет, ломанулся по кустам.
Я не пытался его остановить. Я был занят другим. Я стоял без движения и слушал. Слушал, как шуршит трава у меня за спиной, как хрустят ветки под быстрыми, мягко ступающими ногами, как стучит мощное сердце и легкие перегоняют воздух с таким напором, что его струя шевелит волосы на моем затылке.
Тварь атаковала, когда раж уже заполнил меня целиком. Услышав позади свист рассекаемого воздуха, я упал вбок, перекатился и взял «ВСС» на изготовку, но цель исчезла. И ни звука. Только испуганный писк Красавчика в сброшенном посреди небольшой поляны сидоре и прерывистое дыхание Сиплого далеко позади. Затаилась, сволота. Быстрая. Чертовски быстрая. Ну же, давай, шелохнись хоть чуток. Нет, густые серые заросли оставались недвижимы. Лишь свет, преломляясь в дождевых каплях, нарушал мертвенный покой леса.
Не знаю, сколько времени длилась эта тишина, но раж начал затухать без подпитки. И вот, когда стимулированные опасностью рефлексы притупились, тварь, будто чуя, вновь атаковала.
На сей раз моей голове причитался удар слева. Ума не приложу, как проклятая мразь сумела подкрасться незамеченной. Неужели остановила сердце? Кусты расступились буквально в трех метрах от меня, и вылетевшее оттуда дьявольское отродье, промахнувшись, исчезло в зарослях. «ВСС» дважды щелкнул, посылая свинец вдогонку – безрезультатно. Ни рыка, ни вскрика. Лес снова застыл в обманчивой тишине.
Нет-нет, так не пойдет.
– Сиплый! – Я подхватил мелко трясущийся вещмешок и начал отступать, двигаясь спиной вперед. – Скотина бесхребетная! Подтирай жопу и быстро сюда! Завалил я поганца!
Кусты метрах в пятидесяти за мной зашуршали, сначала легонько и боязливо, но вскоре хруст попираемой ногами растительности сделался активнее.
– Где? – прохрипел медик, не отдышавшись.
– Вон, у дерева валяется. Проверь.
– На хрена? – Сиплый зацелил указанное место, но ковылять туда не спешил.
– Знаешь, дружище, а ты не такой уж и полезный.
– Ладно-ладно, проверю. – Он сделал четыре шага в сторону «убоины», остановился, вздохнул и раздвинул заросли.
Пока горе-разведчик искал труп неведомой зверушки, шумя и чертыхаясь, я укрылся на противоположной стороне поляны и стал ждать.
– Здесь никого нет, – обнаружил, наконец, Сиплый. – Кол! Ты где? Мать твою за ногу. Херовая шутка. Кол? – Он вышел на поляну и остановился, робко озираясь. – Бля, завязывай со своими тупыми подъебками. Я серьезно. Ну все, хватит…
В третий заход тварь атаковала справа, из-за дерева. Сиплый даже не успел обернуться и наверняка лишился бы башки, не получи шустрый зверек пулю, всего одну из трех выпущенных, но легла она удачно. Летящую в прыжке тварь развернуло, и когтистая лапа прошла в считаных сантиметрах от шеи моей приманки. Но, грохнувшись на землю с дырой в груди, зловредная бестия не стушевалась, а тут же вскочила и, будто выпущенный из пращи камень, полетела в мою сторону. Я успел сделать лишь один выстрел, прежде чем живой таран сбил меня с ног. Влепившаяся в грудину зверюга припечатала мое бренное тело к земле так, что легкие склеились, разом лишившись воздуха, а в глазах замаячили темные круги с красными точками. Оставшаяся без милой сердцу рукояти «ВСС» ладонь рефлекторно дернулась к кинжалу, но тот оказался прижат навалившейся тушей.
