Смежная станция на Первомайской линии выглядела, как каземат. Никакой декоративной отделки, только бетон, сталь и порода в своей геологической первозданности.
Отделка, похоже, должна была начаться в ближайшее время – может, даже в понедельник 25-го августа, если бы планам не помешали форс-мажорные обстоятельства. Кругом высились штабеля плиток керамогранита, искусственного мрамора, металлической облицовки.
По словам Либерзона, этот перегон был длиной чуть меньше двух километров. В отличие от станции, тоннель выглядел так, будто вот-вот будет введен в строй. Уже были положены рельсы, в том числе контактные, под потолком можно было разглядеть тюбинг, а вдоль одной из стен тянулись кронштейны для силовых кабелей.
Усталость и тяжелая поклажа брали свое. Прошло полчаса с того момента, как поисковики надели противогазы и инициировали химическую реакцию в пусковых брикетах, которая обеспечивала восстановление выдыхаемого воздуха, а тоннель и не думал заканчиваться. Регенеративные патроны были рассчитаны на сорок пять минут тяжелой физической работы, после этого их следовало заменить. В состоянии покоя их хватило бы на три часа, но назвать переход состоянием покоя язык не поворачивался.
К счастью, этот отрезок пути они преодолели без приключений, не считая того, что один раз Хомяк споткнулся о толстый кабель и набил себе шишку на лбу.
Они прошли мимо огромного агрегата, оказавшегося проходческим комбайном метростроевцев, и уже начали нервничать, готовясь менять патроны, когда впереди забрезжил слабый свет. Бойцы ускорили шаг и вскоре тоннель оборвался. Они находились посреди котлована размером с футбольное поле, дно скрывала стоячая вода, над которой возвышались холмы глины и обломков. В один из них уткнулся массивный гусеничный экскаватор.
Станция «Никитинская». Вернее то, что стало бы станцией через полгода, если, конечно, не урезали бы финансирование.
Ее строили открытым способом, и два десятка огромных железобетонных опор, на которых должен был держаться свод, были уже установлены. Повсюду валялась искореженная строительная техника. Сорванная стрела лежала поперек котлована; сам подъемный кран нависал над краем, опасно кренясь. В кабине, как разглядел Караваев в бинокль, сидел скелет в приплавившейся к черепу каске. Похоже, тут работы велись и в выходной.
Насколько хватало глаз, небо над городом было затянуто тучами. С единственным просветом у них над головами.
Ветер поисковики почувствовали задолго до того, как выбрались наружу. Он гулял по тоннелю, как в аэродинамической трубе, а ближе к выходу усилился до шквала, как будто где-то в метро включили мощный вентилятор.
Здесь, снаружи, люди почувствовали его кожей, даже через защитные костюмы и одежду, и поняли – то, что было в тоннеле – так, легкий бриз. Они находились в глазу урагана, и сам этот глаз, судя по движению туч, с огромной скоростью смещался на восток. Уже через минуту к шуму ветра добавился дробный перестук дождя.
Антону было не привыкать к климатически феноменам. За время короткого лета и начала осени он уже трижды во время вылазок видел торнадо.
А один раз даже наблюдал его зарождение: из маленького вихря образовалась гигантская изогнутая воронка, связавшая землю и небо. Через пару минут она была уже метров десять в диаметре у основания – белесая, похожая на ножку гигантского гриба. Двигалась она медленно, величаво и абсолютно беззвучно для удаленных наблюдателей – там, где стояли тогда разведчики, даже листья на деревьях не колыхались.
Полчаса они смотрели, как торнадо растет и набухает, а потом за какие-то пять минут тот растаял в воздухе. Тогда Антон подошел к месту, где прошел смерч – там даже траву словно корова языком слизнула. Как будто шеренга тракторов прошла или НЛО на посадку сел. От деревьев и деревянных столбов тоже осталось немного. Появись это чудовище на десять километров севернее, Подгорный мог бы потерять половину крыш.
«Когда же этот гребанный мир вернется в норму? – подумал Караваев. – Доживем ли мы до этого?»
Над ними что-то пролетело. Антон проводил взглядом комок перьев – птицу, больше похожую на птенца вороны, чем на воробья, которая рывками набирала высоту. Вряд ли долетит до гнезда, подумал он. А с неба уже не просто лился поток, а низвергалась Ниагара.
«Я стою на краю, на краю водопада. С неба льется вода, значит небу так надо», – некстати вспомнилось ему.
Совершать восхождение в такой момент было бы излишним экстримом. Караваев с первого взгляда понял, что подъем наверх будет нетривиальной задачей. Стенки практически отвесные, кроме участка, где раньше был пандус для землеройной техники. Теперь его размыло, а временные мостки или лестницы смело взрывной волной. Караваев лишний раз похвалил себя за предусмотрительность. Действительно, ну какой «залаз» без веревки? Вроде бы не очень высоко – метров пятнадцать… Задача трудная, но вполне выполнимая. Только все же лучше подождать.
Используя металлический прут в качестве щупа, Караваев проверил глубину до твёрдого грунта. Полметра. Грязная жижа на дне могла скрывать неприятные сюрпризы – какие-нибудь шпуры и колодцы, провалившись в которые они могли захлебнуться раньше, чем сказать «мама».
В этот момент с неба ударило крупным калибром.
– Так, народ, – обратился Антон к товарищам. – Предлагаю разбить лагерь и переждать пару часов. В такой ветрище мы все равно далеко не уйдем. Выберем место посуше в тоннеле.
Возражений не поступило. С явным облегчением на лицах поисковики отправились разбивать лагерь.
Они вернулись в тоннель и метрах в ста от выхода, на струе свежего воздуха, устроили привал, забравшись на маленькую служебную платформу. Здесь было сухо и чисто, и не было ничего, кроме заржавевшего насосного оборудования и пары скелетизированных трупов. Включили незаменимый прибор. «Трещало», конечно, но меньше, чем внизу или снаружи. И чем дальше от воды, тем слабее был фон – радиометр был достаточно точным, чтоб улавливать разницу в 5-10 миллирентген в час. На платформу постелили брезент, на нем и устроились. «Яндексы», как они уже начали называть себя сами, сняли рюкзаки, ОЗК, разложили спальники – впрочем, легли, не раздеваясь разумеется, поверх.
Здесь не плохо было развести небольшой костер, чтобы поберечь батарейки и обогреться. Но в тоннеле топлива не найти, а в котловане дрова сырые, да и радиоактивные.
Снаружи все еще надрывалась буря.
«Не спать… Не спать», – давал себе установку Караваев, резко сжимая и разжимая веки. Но время шло, разговоры не клеились, а доставать карты и вовсе было бы кощунством. Ветер в тоннеле и не думал утихать.
