Она полезла в сумочку. Майкл похолодел. Все, сейчас бросит на столик купюру, вроде как внесла свою долю по счету, встанет и уйдет. И больше никогда в его жизни не появится.
Людмила достала паспорт. Зеленый юрский паспорт.
Дипломатический.
— Я здесь на законных основаниях, — спокойно парировала она. — К твоему сведению, помимо того, что я работаю на Ватикан, я подданная Российской империи. Чкаловской. И сотрудница посольства моей страны здесь, на Старом. Полицию можешь вызывать, но боюсь, тебя опять отвезут в вытрезвитель. Потому что все мои действия согласованы с местной канцелярией безопасности. Я вчера полдня общалась с детектором лжи. А твоя мать и Чернышёв сделали все, чтобы я не смогла поговорить с тобой. Они требовали выслать меня из страны. Но у начальника канцелярии с рассудком получше.
Майкл затих.
— Ты хочешь сказать, что…
— Что я действую совершенно официально. Если тебе совсем интересно, то могу сообщить, что моя миссия согласована еще и с РПЦ. Обоих патриархов — местного и чкаловского — удалось убедить, что твое сотрудничество с Ватиканом не повлечет за собой экспансии католической церкви на православные земли. Если честно, патриархи были самыми приятными людьми из всех, с кем мне довелось встретиться.
Майкл закрыл глаза, потер лоб, чувствуя, как возвращается утренняя головная боль.
— Нечего мне собирать, — пробормотал он. — Нет у меня ничего. Давно уже. У меня и себя-то нет.
— Тогда никто не мешает нам улететь прямо сейчас, — бодро заявила Людмила.
Но шампанское они все-таки допили. И взяли еще бутылку. Майкл достиг просветленного состояния и размышлял вслух. На обеих Землях ему делать нечего, там его не любят и хронически подставляют, так почему бы не попытаться устроиться на небесах? И папа, конечно, лучший проводник… Таксист ржал до колик, когда вез их в аэропорт. Чуть не перевернул машину, ухохотавшись над очередным Майкловым пассажем.
В аэропорту Людмила отлучилась к кассе, чтобы выкупить забронированные билеты. Майкл в ее отсутствие решил, что шампанское без коньяка — деньги на ветер, и взял флакончик. Коньяк больше всего напоминал крашенный чаем самогон, но Майклу было все равно. Он не жалел о содеянном даже в самолете, когда практически весь полет провел в сортире, изрытая выпитое. Все лучше блевать, чем трястись от страха, что эта железная дура может гробануться об землю с высоты в десять километров.
Вторую Российскую империю он не запомнил. К концу полета Майкл уснул богатырским сном, и Людмила с трудом его растолкала. Он продрал глаза, отметил большое количество людей с явно мулатскими чертами лица и сказал сердито:
— У, сволочи расистские…
Замечание относилось, конечно, к русским на Старом. Выгнали, понимаешь ли, всех цветных на соседний континент. Майкл страшно обиделся, не понравилось ему, что полукровок унизили, хотя обычно он относился к ним слегка пренебрежительно.
В машине, встречавшей их в аэропорту, он опять всхрапнул. Изредка пробуждался, осоловело шарил глазами по ночным огням чкаловской столицы, интересовался, где он находится. Засыпал раньше, чем слышал ответ. А потом его торкнуло, он сел прямо, вытаращил глаза. Вторая хлесткая пощечина привела его в чувство.
— Похмеляться будешь после старта, — угрюмо сказал Силверхенд.
Майкл кое-как добрел до трапа. Откуда на Чкаловском взялся Силверхенд?
— А кто еще?! — буркнул пират. — Я тут, бля, один на всех. Если б не я, одни русские давно б передавили других и полезли бы давить всех остальных. Оно мне надо?!
Майкл тряс головой. Потом хохотал. Этот мир делали ypоды и идиоты. Причем делали пальцем. Здесь нет ни одного нормального человека.
* * *
Неделю, проведенную в Космосе, Майкл беспробудно пил в компании Силверхенда.
— Наташка дома мне пить запретила, вот я и отрываюсь тут, — сказал пират.
Майкл подумал, что еще пару лет отрыва такими дозами — и Силверхенд по пьяни угробит себя и половину эскадры. Но промолчат: ему-то какое дело? У мужика кризис среднего возраста или другие проблемы. Майкла это не касалось.
— Ну что, решил-таки поработать на Бенни? — добродушно уточнил пират, когда они заперлись в капитанской каюте.
— Кто это?
— Бенедикт Смит. Я зову его Бенни. Ты, наверное, тоже будешь звать. А когда увидишь, не удивляйся: он копия твой дед.
— Что-то мне все это подозрительно… Слишком много двойников.
— А если б ты еще знал, что я в юности не отличался от твоего отца…
Силверхенд смотрел на него, и Майклу померещилось вдруг, что пират его жалеет.
— Давай-ка выпьем, сынок, — сказал он и плеснул Майклу водки. Хорошей водки, лучше которой в России можно было увидеть только на столе государя Ивана Васильевича. Правда, по слухам, российский император на дух не переносил спиртное.
Выпили.
— Майк, — пират подался вперед, — в этой семье есть традиция: клонам для различения оформляют документы с зеркально отображенным именем, и приучают их откликаться на первое — на то, которое для оригинала второе. Бенни в действительности зовут Бенедиктом Николасом. Был Тейлором, но сменил фамилию. Меня когда-то звали Филипом Клиффордом Тейлором. А тебя как на самом деле зовут — Майкл Гэбриэл или Гэбриэл Майкл? Ты сам еще не понял, что ты — клон Гэйба?
…Потом было легче. Майкл тупо напивался, блевал и пил снова. Пират сидел рядом, молчал с таким выражением лица, которое можно было назвать только «настоящее мужское сочувствие», подливал в стакан. Не упрекал, что Майкл зря переводит отличный продукт.
Майкл к клонам относился с предубеждением. О, нет, он был образованным человеком, конечно. Причем по-настоящему образованным, в отличие от Силверхенда, которому все знания элементарно записали в память. Майкл учился сам. Для него не было секретом, что хорошо сделанный клон от человека не отличается практически ничем. А та небольшая разница, которая есть, лежит не в области физиологии, а в области психики. Неудивительно, если вспомнить, как клонов растят. А вот здоровье у них, как правило, крепче. Тоже ничего загадочного: клонам проводят генную корректировку, потому что по большей части их делают ради получения здоровых органов для пересадки оригиналу.
Он зачем-то пытался вспомнить, как лежал в инкубаторе. Напрасный труд, у клонов в период роста нет сознания. Они же растут с бешеной скоростью, за полгода максимум достигая биологического возраста оригинала. Клонов, которые были бы моложе исходного материала, пока еще никому получить не удалось. А когда рост завершается, клону записывают память и будят.
Майкл помнил очень четко, как пришел в себя в больнице. Над ним стояли двое мужчин, постарше и помоложе. Майкл смотрел на них и вдруг вспомнил, что это его отец и дед. Но он знал это только рассудком. Казалось, он пережил сильную психотравму, изменившую его мировоззрение, и он заново выстраивает отношения с близкими. Когда Майкл обратился к визитерам по именам, они переглянулись с понимающими улыбками. Сейчас Майкл знал, что за этими гримасами-улыбками скрывалось торжество: удачный клон. Даже в лучших клиниках не всякий раз удается сформировать копию личности с первого захода. Обычный вариант, когда память пишут два или три раза.
