Рукотворная стрела летела достаточно быстро, разматывая за собой два тонких, почти невидимых провода. Перемещая два рычажка на коробке пульта, диакон управлял маленькими рулями бронепрожигающей ракеты. Говорили, что некоторые особо искусные стрелки могли бить мишень со стороны или сверху, но пастырь не считал себя настолько хорошим мастером. Как учил Гревнев, Афанасий осторожно вывел ракету на цель, совместив огонек трассера с массивной тушей танка, стараясь попасть во вновь приоткрывшийся борт.
Все эти операции заняли считанные секунды, а затем ракета вонзилась в цель – не в борт, как хотелось, но тоже приемлемо, под основание башни. Со стороны казалось, будто трассер внезапно вспыхнул крошечным солнцем и мгновенно погас, утонув в клочковатом дымном облачке. Больше ничего не произошло – ни взрыва, ни отлетающих кусков брони — ничего, что обычно указывает на поражение танка в кинографе или книге. Но Пастор готов был поклясться, что многотонный мастодонт содрогнулся, как раненое животное – скорее всего, водитель резко затормозил.
С запоздалым прозрением Афанасий понял, как ему повезло – если бы снаряд попал в борт, как и хотел оператор, столкновение произошло бы под слишком острым углом, и струя расплавленного металла не пробила бы броню. Пораженный «башмак» остановился, слепо водя стволом, расстреливая боезапас с панической торопливостью. Его собратья, поравнявшись с остановившимся танком, начали расходиться в стороны и увеличили скорость. Наверное, надеялись быстрее проскочить опасную зону.
Зелёная лампочка мигнула и погасла. Вместо неё вспыхнула красная. Афанасий не видел, что происходило на основной огневой позиции, но знал, что сейчас бойцы быстро перезаряжают пусковую. На них наверняка специальные асбестовые перчатки и респираторы, чтобы защититься от раскаленного металла, ядовитых газов, и тем сократить перезарядку с уставных тридцати секунд до отработанных пятнадцати.
Четверть минуты – очень много. И одновременно так мало…
— Славьте Господа, передавайте патроны и готовьте штыки! – во весь закалённый на амвоне голос прокричал Афанасий. Его призыв подхватили ближайшие солдаты, передавая дальше по цепи, на этот раз в их голосах не было страха и паники.
Мгновение, ещё одно…
Уже не надо было ни визора, ни даже бинокля, чтобы отчетливо видеть ближайшую цель – крайний «башмак», самый быстрый и наглый. Это плохо, ракета летит со скоростью почти полторы сотни метров в секунду, чем ближе мишень, тем меньше времени на наведение.
— Сейчас я тебе отолью млека незлобливости, — выдохнул Афанасий, буквально сверля взглядом танк. Красный сигнал погас, опять вспыхнул зелёный, и диакон вновь нажал пуск.
Добрый день, — голос генерала был сух, как воздух в пустыне, и холоден, как полярный лёд.
Томас машинально взглянул в окошко штабного автобуса и отметил, что никакого «дня» уже нет и в помине. Вечер неуклонно скатывался в ночь, расцвеченную вспышками залпов, ракетных запусков и трассеров.
— Добрый день, — ответил он и, прижимая телефонную трубку к уху, сделал резкий нетерпеливый жест. Через пару мгновений автобус опустел, все работники дивизионного штаба буквально испарились, оставив нобиля наедине с телефоном и собеседником.
— Вы свободны в изъявлениях? – непонятно спросил генерал дер панцертруппен, и Фрикке понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить – о чем речь.
— Да, вполне, — искренне ответил он.
— Хорошо, — констатировал невидимый собеседник и перешел к делу, задав вопрос, которого нобиль ожидал и боялся. – Вы можете порадовать меня достойными новостями?
Томас почувствовал холодок в солнечном сплетении, трубка против воли чуть дрогнула в сразу вспотевшей ладони.
— Нет, — коротко ответил он.
Генерал немного помолчал, но Томас отчетливо представлял холеное, породистое лицо командующего группой армий, на котором явственно проступила гримаса брезгливости.
— У вас есть достойное объяснение тому? – вряд ли кому другому удалось передать в нескольких словах всю сложную гамму холода, недоверия, разочарования и недоумения. Томас отметил повторение «достойно», наверное, это что‑то значило, но Фрикке слишком устал для разгадывания психологических ребусов.
— Их много, но в данном случае перечисление займёт слишком много времени, без практической пользы, — отчеканил он. – В настоящее время я сбил противника почти со всех ключевых позиций и продвинулся вперёд примерно на километр. Но окончательного разгрома добиться не удалось. Сейчас бой затихает естественным образом, мне нужно провести перегруппировку и подготовить новый план атаки.
— Замечательно, — с ядовитым сарказмом ответил генерал. – Что ж, вы достигли значительных успехов в разгроме… бригады.
Томас, стиснув трубку до хруста корпуса и пальцев, игнорировал неприкрытый выпад, граничащий с оскорблением. Крыть было нечем. Можно апеллировать к феноменальной стойкости противника, описывать хорошо продуманную оборону и насыщение оборонительных порядков противотанковым оружием, но все это лишь подчеркнуло бы ничтожность достигнутых «успехов». Поэтому нобиль ограничился нейтральной констатацией:
— Прежде достаточно было перейти некий психологический порок ущербной психики недочеловеков, чтобы в конце концов обратить их в бегство. Эти же слишком фанатичны и тупы, чтобы воздействовать на их инстинкт самосохранения. Их приходится убивать, одного за другим. Это сильно усложняет выполнение боевой задачи.
— Вы использовали химический арсенал?
— Нет. Он замедляет продвижение и собственных войск, а мой противник неплохо экипирован и защищён. Боевые отравляющие вещества только отняли бы время.
— Томас… я буду говорить прямо и без окольных путей, — неожиданно произнес генерал. – Ситуация… неоднозначная.
— Я не могу гарантировать полную безопасность связи, — быстро проговорил Фрикке.
— Вероятность того, что нас прослушивают – ничтожна. И время не терпит. Я не могу тратить его на курьеров и их разъезды, — ответил командующий Севером. – Итак, наступательные возможности «Братьев» понемногу исчерпываются. Мы уже не можем быть уверены в их успехе.
Фрикке едва не выронил трубку.
— Это невозможно, — выдохнул он, не заботясь о сдержанности и правильном понимании. – Это же… «Братья»!
Нобиль сел на вращающийся стул, ноги предательски дрожали. Впервые за все сражение выдержка изменила ему. «Братья по оружию$1 — это не просто элита, это новые люди, высшая раса, лишённая слабостей, осененная всеми мыслимыми достоинствами. Непоколебимый дух, феноменальная выучка, лучшее оружие, талантливые командиры. Они добивались успеха всегда. Иногда – дорогой ценой, но все равно победа неизменно шагала во главе их сомкнутых рядов. Лучшие легионы Евгеники не могли проиграть — поражение было не просто невозможно. Оно было противоестественно.
