Гигант взревел от боли, шока и ярости. Мне пришлось поднырнуть под новый безумный замах этих кулаков, подобных паровому молоту, прежде чем вогнать лезвие еще глубже изо всей силы. Внезапно мой враг рухнул, вызвав сотрясение палубы.
— Уже второй! Отличная работка, комиссар! — Маго широко ухмыльнулась мне, проходя мимо, чтобы проверить раненых.
Махат продолжал взирать на меня с выражением на лице, которое можно было назвать только благоговейным, в то время как я вытаскивал меч из тела (и очень осторожничал при этом, чтобы ни одна капля крови не коснулась моей кожи). Бежье же пялился просто так, без всякого выражения, с отвисшей челюстью, как будто не мог поверить в то, чему только что был свидетелем.
Я дал знак Юргену. Мой помощник подошел достаточно близко к поверженному гиганту и прикончил его, испарив голову десантника выстрелом мелты.
— Как там раненые? — спросил я, более для того, чтобы сохранить свою репутацию, чем действительно интересуясь.
Мне очень хотелось отпустить несколько язвительных замечаний о том, как несправедливо, скептически эта мелкая докучная комиссарская тварь повела себя, когда я скрестил оружие с Пожирателем Миров в первый раз. Но я понимал, что если уступлю этому желанию, то низким и жалким злорадством подорву всеобщее ощущение величия момента...
Маго покачала головой:
— По крайней мере дальше они точно не пойдут.
Берсеркское нападение десантника Хаоса вывело из строя троих вальхалльцев. Все они должны будут встать и вернуться в строй после надлежащего медицинского ухода, что я мог приписать лишь крайней, удивительной степени истощения у Пожирателя. Также был ранен один из талларнцев.
Я мог сделать лишь одно — оставить с ними отрядного медика и вести оставшихся солдат к цели — чем скорее, тем лучше.
И когда мы продолжили путь, кинув прощальный взгляд на пострадавших и вызвав Детуа, чтобы он кого-нибудь прислал за ними, я оглядел сократившийся отряд и вздрогнул от предчувствия, которое тут же постарался спрятать. Кроме меня и Юргена, у нас осталось всего пятеро человек: Грифен, Маго, Ворхеез, Дрере и Ревик, солдат из огневой команды Маго. Я не слишком хорошо знал его: Ревик добавился к полку с последней группой солдат, присланных на замену выбывшим, и пока не совершил серьезных нарушений дисциплины (хотя, имея в качестве модели поведения Маго, он едва ли долго продержится в этом блаженном состоянии).
Талларнцев и Бежье я до сих пор более или менее не принимал в расчет. Но сейчас я глядел на них по-другому. Несмотря на то что Махат явно убедился в моем лидерстве, мне не удавалось заставить себя доверять ему. Мысль о том, что теперь они превосходят нас числом, меня отнюдь не радовала. Если вдруг им стукнет в голову опуститься до того, чтобы сыграть в предателей?..
Так что вы можете понять: на душе у меня было вовсе неспокойно, когда мы продолжали торопливо красться за Пожирателями Миров. Опасаясь приблизиться, чтобы не привлечь к себе их убийственного внимания, мы все же остро осознавали, как дорого время, если мы только хотим остановить культистов, сорвать богохульные замыслы в центре сплетенной ими порочной паутины.
— Почти у цели, — доложил я Детуа, полагаясь, как и всегда, на свою способность ориентироваться в замкнутых пространствах.
Капитан подтвердил прием моего сообщения с очевидным облегчением в голосе:
— Мы удерживаем периметр, как вы и сказали. Все защитники отступили, чтобы встретить Предателей-десантников. Мы в любой момент можем двинуться за ними, чтобы все подчистить.
— Пока не надо, держите позиции, — вновь распорядился я, не желая, чтобы его вполне похвальное желание скорее завершить работу помешало нам в последний момент. — Мы свяжемся с вами по воксу, как только поймем, что же здесь внизу происходит. Я бы не хотел, чтобы мы все свели на нет, если вдруг попадемся на ложный маневр врага. Особенно сейчас, когда мы почти у цели.
— Это было бы прискорбно, — согласился он, почти сумев скрыть разочарование.
— Слушайте! — подняла руку Грифен.
Мы замерли, стараясь разобрать то, что услышала она. Драгу наполняло множество фоновых шумов; почти все они были настолько привычны, что не обращали на себя внимания. Гул и лязг механизмов вдалеке, стоны ветра в переходах огромного сооружения, гораздо более назойливые отзвуки ружейного огня и крики умирающих, когда десантники Хорна продолжали свою бойню... Я постарался отсечь все это вместе с непрерывным шипением в аугметическом легком Дрере, и в ту же секунду мне удалось услышать.
— Полагаю, вы правы, — мрачно произнес я.
Низкий повторяющийся звук — он долетал до нас по воздуху и ощущался как вибрация палубы под ногами. Пение поднималось и опадало в ритме, недоступном человеческому горлу. От этого звука все волоски на моей спине поднялись дыбом.
Солдаты — и вальхалльцы, и талларнцы — неуверенно переглядывались.
— Что? — спросил наконец Бежье, в недоумении вылупив глаза.
— Вперед! — Я сорвался на бег, пока моя решимость не успела испариться. — У нас очень мало времени!
Почему я был так уверен в этом — не могу объяснить даже сейчас, по прошествии стольких лет. Но инстинкт выживания подхлестнул меня так жестко, как только мог, и мне оставалось лишь довериться ему. Если мы не встретимся с врагом сию же минуту, будет уже поздно! Нас поглотят смерть и вечное проклятие. Я понимал это так же ясно, как то, что брошенный предмет упадет на пол, или то, что Бежье полный идиот.
Я понял, к своему смущенному удивлению, что веду всех за собой, вырвавшись вперед. Но вальхалльцы не отставали ни на шаг, что я отметил со всем возможным облегчением.
— Да не стойте за ним! — завопил Бежье. — Не видите, что он пытается уйти?
Талларнцы последовали за нами, буквально наступая на пятки. Впрочем, я не сомневался в том, что их гонит вперед надежда схватиться с врагом, а не идиотские обвинения толстяка комиссара. Он сам, раскрасневшись как рак и пыхтя, трусил следом за нами.
Там, впереди, звуки битвы становились все сильнее — скорее свалка, чем бой; и она заполняла собой весь проход шириной с добрую улицу, лежащий перед нами.
Я отметил, что Детуа, безусловно, был прав. Все культисты, какие только были на драге, собирались здесь в одну кучу с очевидным намерением защитить некое помещение. На паре бронзовых дверных створок, почти скрытых массой борющихся тел, был отчеканен символ Адептус Механикус — шестерня, в высоту превосходящая рост человека. Мое сознание с дрожью ужаса отметило, что священный символ жреческого братства был осквернен дорисованными линиями. О субстанции, из которой они состояли, я предпочел не задумываться. Шестерня была изменена таким образом, что исказилась, превратившись в символ нечестивого бога плотских излишеств[101].
