– Тогда уж я, – возразила Алена. – У меня вовсе нет никакого круга. – И для убедительности повертела поднятой рукой.
– И что ты им скажешь? – прорычала Ева.
– Скажу, что мы не контрабандисты. Они сами видели: серьезного груза у нас нет. Придется рассказать им, зачем мы на самом деле в Центруме…
– Нет! – крикнула Ева.
– Это хоть шанс. А иначе – что? Они нас, конечно, перебьют, но хоть один да поймает свинец брюхом. Им это надо? Можно поторговаться…
– Сергей… – позвала Ева.
– Открыть Проход могу, – безрадостно отозвался тот. – Даже три раза могу – для каждого. Прыжок-то получится – приземление выйдет хреновым. Костей не соберем. Кого сразу в гроб, кого в клинику до конца дней… на пару с Фантомом. Нет, Алена дело говорит…
По лицу Евы было видно: она и сама понимает, что иного выхода нет. Предлагают переговоры – надо идти на них, цепляться хоть за соломинку, хоть за спичку плывущую. Говорить правду, врать, мешать одно с другим. Блефовать. Алена тоже оптимистка – погранцам нет особой нужды подставлять себя под пули. Вызовут самолет с бомбами или подвезут гранатомет – и спокойно выпишут блокированным пропуск на тот свет. Мешкотно, зато надежно.
– Так я пошла? – спросила Алена.
Сергей отвел глаза. Черт знает отчего, но стыдно было. Ева смолчала. Алена замахала из-за ствола пестреньким носовым платочком, закричала: иду, мол, не стреляйте. Сунула Еве автомат и пошла.
Хорошо пошла, без видимого страха.
Навстречу ей из-за бугра поднялся тип в камуфляже, также безоружный. Палку с привязанным к ней платком он сунул под мышку – видели, мол, и довольно. Не транспарант, чай.
У куста сошлись. Заговорили. Видно было, как Алена демонстрирует правое запястье. Заметно было, как удивился пограничник.
Но разве можно было заметить движение пальцев, сплетающихся в сложные – куда там масонам! – фигуры?
– Что там? – спрашивала Ева, хотя видела ровно столько же, сколько Сергей.
– Разговаривают…
– А она хорошо держится, да?
– Да, хорошо… – бормотал Сергей. – Помолчи, а?
Как будто можно было услышать, о чем беседуют эти двое у отдельно стоящего куста!
Наконец пограничник повернулся и пошел к своим. Вернулась и Алена. Шла без спешки.
– Ну?..
– Ну что тут «ну», – устало улыбнувшись, сказала она. – Договорилась… Выговорила нам жизнь.
– Обманут. – Ева тряхнула головой. – Кто обещал? Небось, командир какой-нибудь заставы?
– Могут, конечно, и обмануть… – Алена, казалось, пребывала в нерешительности. – Дай-ка автомат… Но лично я думаю, что не обманут. Знаешь почему? Потому что операцией – не здесь, а вообще – руководит лично Мартин Сведенборг. Слыхала о «железном Мартине»? Вижу, слыхала. В общем, хватит разыгрывать вас втемную, финальная фаза операции пройдет без вас… Э, ты пистолет-то не трогай, положи его на землю. И ты, Сережа, тоже. Дернетесь – уложу обоих, так что не надо дергаться…
Вот он, настоящий капкан, подумал Сергей, испытывая чувство висельника, взбирающегося на табурет. Сработал.
Земные запахи чувствуешь сразу.
Оказался ли в Подмосковье или в Австралии, на берегах ли Оби или на берегах Лимпопо, ночью или днем – все равно. Нет, запахи-то очень разные, но сразу понятно: Земля. В Центруме сам воздух пахнет иначе.
И не поймешь, в чем дело: травы, что ли, земные пускают ароматы? Так ведь Земля-то большая, и в каждой климатической зоне свои травы. Да и в Центруме земных трав сколько угодно – поди уследи за перемещением семян сквозь каждый открытый Проход! Ничто не уследит, да и следить не станет. Ну и произрастают.
Психолог напыжится и ляпнет умное: самовнушение, мол. Понимает человек, что он на Земле, вот и запахи кажутся ему родными. А узнает, что не на Земле, – так и сирень ему явственно завоняет каким-нибудь бромгексилтетрилпентилом. Это еще что, невинные шуточки подсознания, не стигматы, чай.
Однако Сергей понял, что он на Земле, раньше, чем узнал об этом. Вдохнул воздуха и понял.
Пахло Землей.
А еще – морем. Пожалуй, не слишком теплым морем, но зато наверняка не полярным. В кромешной ночной тьме явственно слышался рокот прибоя.
Скользили подошвы по камню. Моросил дождь. Над головой, куда, прилепленная к мокрой скале, вела шаткая металлическая лестница, вспыхивал резкий огонь маяка, выхватывал из темноты черные скалы, черные волны и сверкающие брызги в полосе прибоя.
Показали в сторону лестницы – туда, мол. Наручников, сковывавших левое запястье Сергея с правым запястьем Евы, не сняли. Дураки. Маяк, похоже, стоит на острове, куда отсюда сбежишь? Через Проход в Центрум? Значит, примерно в ту точку, откуда попали сюда? В ближайшие окрестности погранзаставы? Поймают в два счета, а то и ловить не станут – просто шлепнут.
И все равно перед подъемом чей-то грубый голос посоветовал Сергею не делать глупостей. Еще один дурак… Совет был так же нелеп, как требование не заплывать за буйки в отстойнике для нечистот. Какие еще глупости? Кто собирается их делать? Если уж влип основательно – терпи, а не дергайся попусту.
Как быстро меняется ситуация, а вместе с нею и мысли! Всего-то час назад еще оставалась надежда отбиться…
А два часа назад была надежда беспрепятственно добраться до железной дороги и рвануть из Клондала в Сурган. И найти наконец Макса.
Если теперь и шевелилась какая-то надежда, то лишь одна: не убьют. Застрелить могли бы и там, в унавоженной скотом рощице. Какой пограничникам смысл тащить задержанных на Землю для казни?
Отсюда следовал логический вывод: тащат не для того, чтобы сразу убить.
А для чего?
Карабкаться по скользкой лестнице, замечать вокруг себя все, что можно заметить, и думать – это уже три занятия разом. Слишком много. Естественно, ни до какого озарения Сергей не додумался.
Пограничники не были очень уж злы – судя по их настроению, никто из них не пострадал в перестрелке. Не так уж много их и было: всего шестеро. Вернее, семеро, если считать «пятую колонну» – Алену. Понятно было, почему никто из них не получил даже царапины, – огонь из рощицы вела главным образом Алена, мастер спорта по пулевой стрельбе! Знала, гадина, куда класть пули.
К удивлению Сергея, один из пограничников оказался стариком, другой – мальчишкой. Была и девушка лет двадцати. Девушку почему-то звали Калькой, старика – Стариком, что логично, а мальчишку, как ни странно, – Дедом. Разговаривали они по-русски. Разумеется, мальчишка был настроен кровожаднее всех, причем настолько, что Старик дважды прикрикнул на него, в то время как молодой пограничник по кличке Ударник деловито приковал Сергея к Еве.
Лишь в этот момент Ева вышла из ступора, да так, что Сергей испугался. Она дергалась с такой силой, что едва не сломала ему запястье. Она упала и била ногами. Она орала. Она выкрикивала Алене в лицо самые гнусные оскорбления на русском, аламейском, клондальском, оннельском и своем родном языке. Настоящая первосортная женская истерика – вот что это было. А Алене – что? Как с гуся вода.
